— Ну, прощевай, — сказал Побережный. — Вольному — воля.
Он оглядел Кирилла и недовольно фыркнул. Потом снял с рук меховые варежки с отворотами и протянул их Кириллу:
— На вот, горе луковое! Вырядился, как стрекулист, и думает, больно ладно. Отвалятся, грабки-то!
Кирилл понял, что отказываться нельзя.
— Спасибо, — растроганно сказал он.
— "Спасибо, спасибо…" Спасибо, парень, в карман не положишь. Вот так-то! Приключениев ему захотелось! Ну поплавай, поплавай, авось узнаешь, почем там говядина…
Побережный забросил за плечи баул и по развороченной тракторами дороге стал подниматься к подножию пологой сопки, возле которой, как ласточкины гнезда, сгрудились в кучу серые деревянные домишки.
3
Работы не было. Везде требовались специалисты: тралмастеры, мотористы, радисты, на худой конец дизелисты с дипломом средней мореходки, но никто не хотел брать человека, не умевшего хотя бы плести кранцы или сращивать концы. Зимняя путина шла вовсю, команды на судах были укомплектованы. Конечно, время от времени с моря возвращался какой-нибудь сейнер, которому требовались люди, но в порту всегда имелись те, кто так или иначе был связан с промыслами, и капитаны были разборчивы. Никто не удостоил Кирилла взглядом. "Балласт сейчас никому не нужен", — напрямик объяснил ему один из капитанов, видимо, самый сердобольный. Другие были немногословнее. Другие просто говорили: "Нет".
Кирилл ходил из одной конторы в другую, проклиная себя за то, что в свое время не приобрел человеческой специальности. Подумаешь, слесарь! Гайки крутить — особого ума не надо. То ли дело радист, рассуждал он. Сиди себе в отдельной каютке и стучи ключиком: точка, тире, точка. Чисто, хорошо. Тяжести поднимать тебе не разрешают, чтобы руку не утрудить. А то не дай бог отстукаешь что-нибудь несусветное.
Ночевал Кирилл где придется, где заставала ночь — у рыбаков на судне, у солдат в казарме, а несколько раз в клубе у загулявшего киномеханика. Бродягой его никто не считал, потому что их здесь не было. Все находились при деле. Были, правда, "бичи", как называли отиравшихся в порту запьянствовавших моряков, но к ним давно привыкли и особого зла в них не видели. Бичи были опасны только в дни получек, когда они всеми правдами и неправдами выуживали у моряков деньги, но в эти дни моряцкие жены выставляли у касс настоящие пикеты против бичей, так что они в большинстве случаев оставались при своих интересах.
К концу недели Кирилл обошел весь Северо-Курильск, но дело с места не сдвинулось. Оставался единственный выход — идти на рыбоконсервный завод в Козыревском. Там брали охотно. Там всегда был дефицит рабочей силы, а обучиться ремеслу подсобного рабочего было делом нехитрым: новички за пару дней легко осваивали несложные обязанности, суть которых выражалась простейшей формулой — поднять и бросить.
Деньги таяли, как дым, и в один из дней Кирилл с последним трояком в кармане перебрался в Козыревский.
Поселок напоминал джек-лондоновский Клондайк: деревянные, полузасыпанные снегом дома, собачьи упряжки на улицах, разнообразие меховой и кожаной одежды. Был здесь и собственный "салун" — просторная столовая, стоявшая особняком на бугре. Там собирались вернувшиеся из рейса рыбаки, чтобы пропустить стаканчик-другой и обсудить свои дела, сюда заскакивали вечно куда-то опешившие, молчаливые каюры, чтобы согреться крепким чаем, сюда шел тот, кому не терпелось узнать последние новости, или тот, кому просто не сиделось дома. Одновременно столовая служила биржей, и поэтому Кирилл первым делом направился туда.
В столовой было шумно и дымно. Таблички на стенах "Не курить" и "Не сорить" никого не смущали: все курили, сорили и говорили разом, и неискушенному было нелегко с одного взгляда разобраться в обстановке.
Постояв у двери, Кирилл наконец разглядел в глубине столовой незанятый столик. Натыкаясь на стулья и ноги сидевших, он пробрался к нему. Сидеть за столом просто так ему казалось неудобным, и он решил что-нибудь заказать. Внимательно изучив меню и прикинув свои финансовые возможности, Кирилл решил не разбрасываться и обойтись макаронами по-флотски и чаем.
