Между тем вторая милицейская машина, «Форд», в которой везли Петра и которая шла перед «уазиком» с Водорезовым, неожиданно затормозила. Не прошло и секунды, как из нее выкатился вооруженный автоматом Петр, дал короткую очередь в воздух и в считаные доли секунды скрылся в соседней подворотне. «Ну вот, кажется, началось... Как 22 июня, без объявления...» – мысленно усмехнулся Николай, соображая, что сейчас делать лично ему. Однако сидевший рядом лейтенант сообразил быстрее. Он ударил Николая пистолетом по затылку и при помощи двух рядовых заковал Водорезова, как и полковника Гнедича, в наручники.
Окончательно Николай пришел в себя лишь в милицейском отделении, когда его втолкнули в кабинет.
– Ну и как ты все это мне объяснишь? – первым делом спросил майор Мартынов.
Если бы Николай стал объяснять, как все было на самом деле, опер не поверил бы. Придумывать же чего-либо Водорезов был не мастак, да и голова гудела после удара рукояткой «ПМ».
– Предпочитаешь хранить молчание до прибытия адвоката? Напрасно, Водорезов, – продолжал Григорий.
Руки Николая были по-прежнему скованы наручниками. Впрочем, в любом случае бежать Водорезову было некуда. А Петру, выходит, было?! И куда бежать и от чего...
– Ничего я не знаю, майор, – произнес Водорезов чистую правду, – вот сам выяснить хотел, почему ты и параллельная «контора» такой интерес ко мне питают.
– Вот мы сейчас вместе все и выясним, – подчеркнуто вежливо произнес Мартынов.
– Петр... Он никого из ваших сильно не повредил? – спросил на всякий случай Водорезов.
– Да нет, – скрыв досаду, ответил Григорий, видимо, осознавая собственный промах: не догадался опытный опер заковать в браслеты сразу всех троих. – Только обезоружил. Сейчас введен план «Перехват». Ждем.
– Подождем, – согласился с оперативником Николай.
– Курить хочешь? – спросил Гриша, доставая из кармана пачку сигарет.
– Не курю, – покачал головой Николай.
Однако не успел Гриша щелкнуть зажигалкой, как дверь кабинета без стука распахнулась и на пороге появились пожилой следователь-«важняк» и «давний знакомый» Водорезова – полковник Казаков из ФСБ.
– Все-таки ты?! – подойдя вплотную к скованному наручниками Николаю, произнес Казаков. – Мои бурные, продолжительные аплодисменты, Гриша! – повернув голову к майору Мартынову, усмехнулся Казаков.
И вдруг коротко, без замаха ударил Николая в лицо, одновременно проведя подсечку.
– Игорь, не стоит! – отбросив в пепельницу незажженную сигарету, поднялся со своего места Григорий.
– В самом деле, – поддержал муровца «важняк».
Николай упал на одно колено, но сохранить равновесие сумел. Ответить Казакову было сложно, но в принципе возможно, однако Водорезов предпочел пока этого не делать.
– Эти мрази твоих людей убивают, а ты тут... В адвоката переквалифицировался? – недобро, с заметной угрозой возразил Мартынову Казаков.
– Никто никого не убивал, – внес ясность Гриша. – Водорезов при задержании сопротивления не оказывал. Того, который сбежал, ищут.
– Я уже даже знаю, что отобранный у вашего прапора автомат он бросил в соседнем дворе, – блеснул осведомленностью Казаков.
В дверь постучали, и на пороге кабинета появился милицейский капитан из дежурной части.
– Потерпевшие, понятые и статисты[13] прибыли, – сообщил он.
Не прошло и десяти минут, как Николай оказался в одиночной камере районного изолятора временного содержания. Девчонка лет двадцати, не то потерпевшая, не то свидетельница, Николая не опознала, и следственные действия в его адрес были временно прекращены. По счастью, с него сняли наручники, правда, постовой-охранник ИВС проехался по спине Водорезова резиновой дубинкой. Видимо, в профилактических целях.
– Да, я узнаю его. Именно этот человек был среди тех, кто напал на нас!
Григорий переглянулся с Казаковым и следователем, потом по-отечески положил ладонь девушке на плечо.
– Он стрелял? – спросил муровец.
– Не знаю, не видела, – ответила девушка.
– Девочка, ты зачем же людей обманываешь? – вдруг спросил молчавший до сего времени Гнедич, опять же закованный в наручники и слегка помятый конвоирами. – Я знаю ее, мужики. Пишите свой протокол!
