— Мой готов! — объявила Мала из другого конца зала.
— Мой тоже, — оглянулся Монсэльм и изящным движением вложил меч в ножны. — Ну, и кто теперь мальчик? — наклонился он к Ромуло.
— Он тебя не слышит! — рассмеялась мабирийка. — Скажешь, как очнётся, хорошо? Тем более что мы здесь задержимся надолго. Зря ты спрятал свою железяку.
Монсэльм и сам уже слышал топот многих ног. Приближались стражники. Он вновь выхватил меч, а Мала снова нарастила каменный покров на руках. В зал один за другим забегали солдаты элитной стражи…
Ринэя шла красная до кончиков волос. Чтобы не замечать эти похабные и жестокие извращения на картинах, она вынуждена была идти, уткнувшись взглядом в пол.
— За такое нужно убивать, — задумчиво пробормотал Нирн. — Хотя сожжения на кострах уже не практикуются лет двести, но для этого художника я бы лично попросил исключения у верховного жреца.
— И не ты один, поверь мне. Вот, кстати, и вход. Наверное, придётся ломать, — сказал Винченцо. Впереди действительно показалась стальная дверь, сейчас закрытая наглухо.
— Да, зачем жечь? Секирой башку эту гнилую срубить и вся недолга, — глухо рыкнул Илрик.
— Ломать, так ломать! — Ринэя разбежалась и, прыгнув, ударила дверь ногой, используя и магию. Глаза девушки приняли форму правильных кругов. В следующую секунду она упала на землю и стала с воем кататься от стены до стены, схватившись за ногу.
— Эта дверь открывается на себя, — любезно пояснил Винченцо, хватаясь за ручку.
— Мог бы и сразу сказать, — буркнула Ринэя, баюкая ногу.
— Извини, не успел, — судя по пакостливому выражению лица плута, это была его маленькая месть за поражение на арене.
Дверь тихо открылась. Винченцо вошёл внутрь первым. Потом Ринэя и Илрик. Последним был Нирн.
— А я всё думал, кто это ломится, — насмешливо сказал стоящий посреди зала Спекио. — Вы пришли как нельзя вовремя, синьоро Винченцо, синьоро Нирн, синьоро Илрик и синьорина Ринэя.
— Где моя сестра, гнида?! — рычащий Илрик обводил взглядом тёмное помещение.
— И что ты хотел нам показать? — Ринэя тоже обвела взглядом комнату и заметила Эрику. Пиратка висела в тисках похожего на дыбу орудия пыток. Девушка была явно в сознании, но смотрела перед собой невидящим взглядом.
— Сестрёнка! — Илрик бросился к ней, минуя принца, и схватил девушку за голову, заглядывая в глаза. — Что с тобой?!
— Эх, ещё одна неудача, — с видимым сожалением повёл рукой перед лицом тонко улыбающийся Спекио. — Похоже, что она сломалась прежде, чем я успел перековать её сознание психокинезом.
— Ты… — повернулся Илрик. — Грёбаный псих!!!
Пират с места прыгнул на Спекио, рассчитывая, что психокинез не сможет отклонить уже летящее тело, а пират весил явно больше, чем принц. Но тот не растерялся. Спекио быстро развернулся и коротко ударил пирата покрывшейся каменной коркой ногой, отбросив его прямо на один из столов с инструментами. Илрик упал, разломав предмет мебели, и со стоном приподнялся на локтях. Он ещё даже не пришёл в себя после боя с Малой.
— Я побеждаю не только за счёт психокинеза, синьоро, — отметил улыбающийся принц.
— Зачем тебе это? — нахмурилась Ринэя.
— Вы не понимаете? — деланно удивился Спекио. — Никто меня не понимает. Я хочу провести людей в особый мир. Мир боли, где боль причиняет удовольствие, а не страдание, — зрачки принца расширились, он продолжал говорить с возрастающим возбуждением. — Подумайте сами, сколько бед в мире только из-за того, что люди чувствуют боль? В то время как можно обратить этот процесс на пользу человечеству. Сделать боль контролируемой, дозированной, превратить её в положительный эффект. Мой психокинез, изменяющий сознание, есть дар Света! Ключ, который приведёт людей к новому витку эволюции!
— Какая чушь, — презрительно ответил Нирн, выходя вперёд.
— Нирн? — Ринэя удивилась прыти обычно спокойного и молчаливого друга, всё ещё пытающаяся заглушить боль в ушибленной ноге.
— Раз уж ты заговорил об эволюции, то скажу тебе, как жрец-целитель, одну вещь. Боль — это механизм выживания и развития человека. Через боль мы становимся сильнее. Если убрать этот естественный элемент, люди, напротив, деградируют, — парень подошёл уже близко к принцу. — И что ты тогда сделаешь с духовной болью, Спекио?
