– Слушайте, – сказал Мокриц. – Я не очень понимаю, что здесь сейчас происходит, но я не имею никакого понятия, как работает почта!
– Господин Мокриц, еще этим утром ты не имел понятия, как работает виселица, и тем не менее, если бы не мое участие, ты бы уже показал в этом класс, – резко парировал Витинари. – Что лишний раз доказывает: не попробуешь – не узнаешь.
– Но когда вы приговорили меня…
Витинари поднял бледную ладонь.
– Да?
Мозг Мокрица, слава богам, сообразивший, что пора поработать, включился в разговор и поправился:
– Гм… когда вы… приговорили… Альберта Стеклярса…
– Замечательно. Продолжай.
– …вы назвали его прирожденным преступником, мошенником по призванию, прожженным лжецом, злым гением и исключительно не заслуживающим доверия!
– Ты принимаешь мое предложение, господин фон Липвиг? – прервал его Витинари.
Мокриц посмотрел на него.
– Минуточку, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Я только кое-что проверю.
За креслом стояли двое мужчин, одетых в черное. Это не было элегантное черное, скорее такое, которое надевают, чтобы не оставлять следов на одежде. Их можно было принять за клерков – если только не заглядывать им в глаза.
Они пропустили Мокрица, когда он направился к двери, которая, как и было обещано, обнаружилась позади. Очень осторожно Мокриц открыл ее. За дверью ничего не было, даже пола. Как человек, привыкший во всем искать малейшие лазейки, он вытащил из кармана огрызок ложки и бросил вниз. Прошло немало времени, прежде чем ложка, наконец, звякнула.
Тогда он вернулся и уселся в кресло.
– Перспектива свободы? – уточнил Мокриц.
– Именно, – согласился лорд Витинари. – Выбор есть всегда.
– Вы считаете… я мог выбрать верную смерть?
– Какой-никакой, но выбор, – ответил Витинари. – Или, лучше сказать, альтернатива. Видишь ли, я верю в свободу, господин фон Липвиг. А верят в нее немногие, хоть и кричат об обратном. И никакое определение свободы на практике не будет полным без свободы отвечать за свои поступки. Это и есть та свобода, на которой держатся все остальные. Итак… принимаешь ли ты мое предложение? Никто тебя не узнает, не беспокойся. Похоже, тебя никто никогда не узнаёт.
Мокриц пожал плечами.
– Ну ладно. Конечно, принимаю, как прирожденный преступник, прожженный лжец, мошенник и безнадежно ненадежный злой гений.
– Решено! Добро пожаловать на государственную службу! – сказал лорд Витинари, протягивая ему руку. – Я горжусь тем, что выбрал правильного человека. Оклад – двадцать долларов в неделю, и почтмейстеру в пользование предоставляются скромные апартаменты в основном здании Почтамта. И, кажется, форменный головной убор. Буду ждать регулярных отчетов. Всего хорошего.
Он погрузился в чтение бумаг. Потом поднял глаза.
– Ты еще здесь, почтмейстер?
– И это все? – удивился Мокриц. – То вы меня вешаете, то в следующий момент нанимаете на работу?
– Дай-ка подумать… да, так и есть. Ах нет. Ну конечно. Стукпостук, отдай господину фон Липвигу его ключи.
Секретарь сделал шаг вперед и вручил Мокрицу увесистую проржавленную связку ключей, после чего протянул ему бумагу.
– Распишись в получении, почтмейстер.
Погодите-ка, пришло Мокрицу в голову, это просто город. В нем есть ворота. И от ворот в разные стороны расходятся десятки путей для побега. Какая разница, что подписывать?
– С удовольствием, – сказал он и нацарапал имя.
– Настоящее имя, – сказал лорд Витинари, не отрываясь от бумаг. – Что он написал, Стукпостук?
Секретарь вытянул шею.
– Э… Этель Змейг, милорд, насколько я могу разобрать.
– Постарайся сосредоточиться, господин фон Липвиг, – устало сказал Витинари, продолжая читать документы.
Мокриц расписался еще раз. В конце концов, какая разница, если пускаться в долгие бега? А бега будут долгие, особенно если ему не удастся раздобыть лошадь.
– Остается только решить вопрос с твоим надсмотрщиком, – сказал лорд Витинари, все еще погруженный в разложенные перед ним бумаги.
– Надсмотрщиком?
– Да. Я же не совсем идиот, господин фон Липвиг. Он будет ждать тебя через десять минут напротив здания Почтамта. Всего хорошего.
Когда Мокриц удалился, Стукпостук вежливо откашлялся и спросил:
