До низкого, полого спускающегося к морю берега оставалось рукой подать. Видно было уже, как вскипают в камнях у берега крутящиеся воронки, как расшвыривает волна гальку. Волна через борт плеснула, окатила палубу, Тут бухнула, как выстрел, команда Измайлова — переложить паруса. Судно крутнулось на волне и, взяв ветер, понеслось в море. Камчатский берег за бортом мелькнул и стал уходить.
Измайлов, сорвав шляпу, перекрестился.
Через полчаса галиот вышел из пролива на спокойную воду, и капитан положил судно в дрейф. Стали ждать отставшие галиоты. Команда спустилась вниз, на палубе оставались несшие вахту да Измайлов с Шелиховым. Солнце быстро клонилось к горизонту.
Григорий Иванович вглядывался, стараясь разглядеть белые паруса. Но ни «Святого Михаила», ни «Симеона и Анны» не было видно. «Что там у них? Не беда ли?»
Заложив руки за спину и стуча каблуками ботфорт по палубе, Измайлов похаживал, недовольно бормоча под нос.
Вдруг с мачты матрос крикнул:
— Парус у острова!
Измайлов бросился к борту. Но тут уже и Шелихов на темном фоне скал увидел долгожданные паруса.
Галиот «Симеон и Анна» вышел из тени острова, и его паруса вспыхнули в лучах стоящего над горизонтом солнца нестерпимо ярко, как факелы. Галиот подходил, будто вырастая из волн.
Еще через час подошел «Святой Михаил» и присоединился к флотилии.
Каюта была тесна, но все же уселись за стол и Шелихов, и Голиков, и три капитана галиотов. Наталья Алексеевна разливала чай. Лица у собравшихся скучные: сидели давно, а договориться не могли.
Скудный свет освещал стол и покрытые оленьими шкурами рундуки вдоль бортов. На одном из рундуков лежал крупный человек с седой бородой и с густыми бровями над горящими глазами — Константин Алексеевич Самойлов. Третий день его ломала болезнь.
Чай пили не спеша, по-сибирски.
— Думай не думай, — напористо говорил Михаил Голиков, — но раз Курильский пролив миновали, торопиться надо к островам Алеутским.
Самойлов промолчал, хотя разговор ему не нравился.
Измайлов, отхлебывая глоточками чай, сказал мягко:
— Мастерица ты, Наталья Алексеевна, заваривать! Уважила.
Помолчали. Измайлов продолжил:
— Ветер, ежели на Алеуты идти, — противный нам. Трудненько будет. Людей изведем. Измотаем вконец.
— А как идти? — наступал Голиков.
Измайлов ему:
— Ты чай, чай пей. Остынет. Пущай вон Константин Алексеевич скажет. Он нам с тобой не чета, по океяну многажды ходил.
Но Самойлов и сейчас промолчал.
— Да, ветер непопутный на Алеуты, — сказал капитан «Симеона и Анны» Дмитрий Иванович Бочаров.
И Олесов, капитан «Святого Михаила», согласился с ним. Сидели они рядом. Бочаров высокий, с решительным и открытым лицом, которое говорило: прикажут — пройду и через огонь. Олесов не выглядывал столь решительным человеком, но видно было — если доведется рисковать, он проявит мужество и смелость.
Голиков усмехнулся.
— Мы, — сказал он, — бобров бить вышли, зверя морского. Компаньоны-то по головке не погладят за проволочку!
Хозяйский племянник чувствовал свою силу. Он помнил наказ Ивана Ларионовича: «Ты поглядывай там, наш интерес блюди».
— Миша, — сказал вдруг Самойлов с рундука, — не гони. Компаньоны компаньонами, а зверя с умом бить надо. Бобер дорог, но и жизни людские не пустяки.
Олесов достал карту и расстелил на столе. Фонарь с крюка сняли, поставили на стол. Головы склонились.
На полях старой карты приписки разными почерками и чернилами. Были и такие, что едва видны. Здесь все беды капитанские: где и какие течения, какие рифы, приметы, привязанные к местам. Корявым пальцем Измайлов водил по карте:
— Вот Алеуты. А ветер сейчас вот какой. В бейдевинде идти надо. А лавировкой сколько миль намотаем лишних? А не дай бог шторм?
— Пуглив ты что-то стал очень, — заметил Михаил.
— Не пуглив я, но башка у меня на плечах пока есть!
И быть бы большому лаю, но Шелихов властно сказал:
— Хватит, уймитесь.
Невесело получилось, не того от совета хотел Шелихов. Вот так всегда: хочешь одного, а выходит другое!
— Думаю, так, — начал Самойлов и спустил ноги с рундука. — К острову Беринга идти надо. Там осмотримся и определимся по погоде и ветру.
