Я всегда ее ждал.
Кстати сказать, Серафима никогда не брала с меня клятву хранить ей верность. Единственным ее условием было, чтобы к ее приезду, о котором она всегда мне сообщала заранее электронным письмом, все было чисто. Чтобы в доме даже не пахло посторонней женщиной, и чтобы я до ее приезда проверился у венеролога. И все-таки, войдя в мой дом, Сима принюхивалась, осматривала ванную – нет ли там дамской косметики и длинных волос в массажной щетке, кухню зачем-то, естественно, спальню, и только после осмотра бросалась в мои объятия.
Полгода…
Все остальное здесь, в компьютере. Она писала мне электронные письма каждый день. Писала их дома в Америке, где бывала не чаще, чем в СССР и где жила не дольше, чем в моей квартире, писала в экспедициях. Сначала у меня не было компьютера, да и об Интернете тогда я, как и большинство советских граждан имел весьма смутное представление. Сима звонила мне, но очень редко. А мне звонить ей не было разрешено, я даже не знал, как и на какой номер мне позвонить.
Да и куда звонить, если Сима все время в разъездах?
Однажды на мое ворчание по поводу ее редких звонков "оттуда", и еще более редких встреч, она сказала мне, как отчитала:
– Извини, но чаще мы видеться не можем. Ты знаешь, какая у меня работа. Кроме того, мы этот вопрос уже обсуждали, и возвращаться к нему снова я не хочу. Будет так, как есть. – И добавила, смягчившись, видимо, поняв, что перегнула палку: – Я пишу тебе письма, Женя. Каждый день. Они короткие, правда, по нескольку строк.
– Какие письма? – не понял я. – Я не получал ни одного.
– Я пишу тебе электронные письма. В следующий раз я куплю тебе компьютер и привезу его в Россию. Мы подключимся к Интернету, я научу тебя пользоваться электронной почтой, и потом вышлю тебе все эти письма. Все разом.
Она отправила мне все свои написанные ранее письма. Я сохранил их, как и все последующие. Всего в моем компьютере пять тысяч сто тридцать четыре письма Серафимы, около двадцати мегабайт памяти.
Иногда я выборочно перечитываю некоторые. Ориентируюсь по датам.
Может перечесть их все? Боюсь, у меня не хватит времени. Его осталось очень мало…
Я с нетерпением ожидал, когда Егор подключит все провода, стоя у него за спиной с пустой двухлитровой банкой в руках.
– Все готово! – отрапортовал Егор. – Прошу, присаживайся, дядь
Жень. Агрегат готов к путешествию по виртуальному миру.
– Спасибо, я чуть позже…
– А ты что, опять пенек свой поливал? – спросил Егор, увидев у меня в руках банку и подходя к дереву Серафимы. – Настырный ты. Этот пенек никогда не зацветет… Ух ты! Дядь Жень, а ты видел тут что-то…
– Что?
– На ветках. И на макушке. Растет оно что ли?
Я внимательно посмотрел на обрубки и увидел, что кора на их торцах подозрительно вздулась, а посредине вздутий – радиальные трещинки. Еще четверть часа назад ничего подобного не было.
– Дерево должно зацвести, – убежденно сказал я. – Оно зацветает.
Серафима обещала… раз в сто лет. Наверное, сегодня у этого пенька, как ты его назвал, юбилей.
– Сотка?
– Сто лет.
– А Серафима…, – Егор кивнул на портрет, – это она?
– Она.
– Жена?
Я кивнул. Неважно, что наш брак с Симой не был оформлен.
– А от чего она умерла? Ведь она умерла? Или… Я просто смотрю, рамка черная…
– Она погибла, Егор. Во время извержения одного из вулканов
Курильской гряды в двухтысячном году. Этот вулкан называется Колоколом.
– Она была вулканологом?
– Да. И не только вулканологом. Она занималась изучением многих природных явлений. Вулканы – только часть ее работы.
– Извини, дядь Жень. Ты никогда не рассказывал мне о себе. О том, что женат был. Сколько я тебя знаю, ты всегда один.
– Нет, я не всегда был один. У меня было несколько жен. В первый раз я женился по глупости, еще студентом. Практически – на спор женился. Во второй раз мне показалось, что люблю. Очень скоро выяснилось, что это не любовь. А потом была Серафима. Я прожил с ней почти шестнадцать лет. Если быть точным – пятнадцать лет и восемь месяцев. Она была моей последней любовью и, как выяснилось – единственной. – Я грустно улыбнулся и признался Егору: – Ты знаешь,
