Яков Кириллович поднял палец и, как шпагой, помахал им в воздухе. Потом он наклонился и стал преспокойно наблюдать, как участковый Анискин начиная с массивной шеи медленно краснел. Вот краска с шеи перешла на скулы, со скул – на щеки, а потом, казалось, пропитала все лицо.
– Яков Кириллович, вы сказали… – пробормотал Анискин, – вы сказали…
– Я что сказал, то и сказал, любезнейший! Да-с!… – Еще секунды три постояв над участковым, Яков Кириллович сжалился над ним, выпрямился и сказал почти спокойно: – Тот человек, который тебе нужен, Федор, ко мне приходил в четверг просить бюллетень… Бюллетень он не получил, но я его взвесил и измерил рост… Да-с! Я, милый мой, шестьдесят лет за весом и ростом аборигенов деревни слежу и делаю ра-а-а-зительные выводы.
– Какие же, Яков Кириллович? – льстиво спросил участковый. – Вы до выводов человек очень уважаемый, Яков Кириллович, так интересно, какой?
– Вывод, любезный, таков, что скоро русскому мужику жить негде будет. Не иначе-с! – ответил Яков Кириллович.
– Это как так?
– А вот так, что появились квартиранты, любезный мой! – гневно ответил Яков Кириллович. – А вот в те времена, когда я учился на фельдшера царского военного времени, русский мужик комнату у русского крестьянина не сымал. Да-с!
– Но!
– Вы не нокайте на меня, любезный, – совсем разъярился Яков Кириллович. – Я вас на тридцать лет старше, а возьмите себе за труд быть наблюдательным, коли вы бредите лаврами Шерлока Холмса. – Он начал загибать пальцы. – Комбайнер Прошин снимает комнату? Снимает. Тракторист Помозов снимает две комнаты? Снимает. Больной гипертонией Яблочкин с семьей снимает дом? Снимает… Антисанитария? А-с? Я вас спрашиваю, милый мой!
– Она, – вкрадчиво ответил Анискин и торопливо добавил: – А ведь у меня к вам, Яков Кириллович, еще один вопросик…
– Нуте-с!
Анискин поднялся, приблизившись к Якову Кирилловичу, ласково и тихо посмотрел на его худую, нескладную фигуру, на тонкие руки в толстых склеротических венах, на такую сутулую спину, что она казалась горбатой, и ему вдруг стало так хорошо, как было когда-то давным-давно, в далеком детстве, когда над зыбкой выздоравливающего от глотошной Федюньки Анискина наклонялось костистое лицо молодого Якова Кирилловича – человека страшного тем, что он был «сосланный большевик», но дорогого и родного до слез… Сто лет прошло с тех пор, но и через сто лет от Якова Кирилловича пахло так же, как в детстве, – душно и сладко, тягуче и волнующе – пахло каплями, которые Федюнька любил до смерти и которые назывались, как он узнал позже, диковинно: «Капли датского короля».
– Вы если можете, Яков Кириллович, – тихо сказал Анискин, – дайте мне как-нибудь Библию почитать… А вопрос у меня, Яков Кириллович, обременительный для вас, трудный.
– Говори, говори, экий ты болтун, Федор!
– Сейчас скажу…
Анискин шагнул в сторону от Якова Кирилловича, пожмурился на яркую лампочку, озабоченно поцыкав зубом, сел вдруг на кушетку, к которой раньше и прикоснуться-то боялся.
– Нашему брату милиционеру, Яков Кириллович, – негромко сказал он, – работать тяжело стало. Просто так тяжело, Яков Кириллович, что хоть стой, хоть падай…
– А-а-а-а, батенька, а-а-а-а! – радостно протянул Яков Кириллович. – А-а-а, драж-жайший мой!… А-а-а! – Яков Кириллович неожиданно мягко улыбнулся и сказал: – Ну, в чем твоя нужда, Федор? Ты, милый мой, и раньше был неплох, что же тебя тревожит теперь?…
– Нужда у меня такая! – просто ответил участковый. – Я сегодня, когда про аккордеон услышал, было стал грешить на Леньку Колотовкина. Конечно, он пять лет воровством и хулиганством не займается, но мне все равно его алиби, как говорят райотдельские штукари, надо… Тут загвоздка в том, Яков Кириллович, что возле клубных дверей есть еще и след от кирзы сорокового размера. А это сапог Леньки Колотовкина.
– Чего же ты от меня хочешь, Федор?
– Видите ли, Яков Кириллович, если я сам к Леньке за алиби пойду, я его могу обидеть…
– Отлично, Федор!
Яков Кириллович встал, положил в карман пачку папирос, – фельдшер в возрасте восьмидесяти шести лет курил, – накинул на костлявые плечи белый полотняный пиджак и взял в руки тоненькую пижонскую тросточку.