Дэнни — чемпион мира - страница 23

До чего же это здорово — идти и жевать яблоко со своего дерева. Конечно, это можно делать только осенью, когда фрукты созревают, но, что ни говори, не многим семьям так везёт. Может, одной на тысячу. Наши яблоки назывались «Кокс оранж пипин», и мне нравилось их название, почти так же, как и их вкус.

В восемь часов под лучами неяркого осеннего солнца мы шли в школу и хрустели яблоками.

Клинк… звенела папина железная ступня, опускаясь на твёрдую почву. Клинк… клинк… клинк…

— Ты взял денег, чтобы купить изюм? — спросил я отца.

Он опустил руку в карман и побренчал монетами.

— А Купер открыт в такую рань?

— Да, — сказал он. — Они открываются в восемь тридцать.

Мне очень нравились эти утренние прогулки в школу с отцом. Всю дорогу мы разговаривали. Правда, в основном говорил отец, а я просто слушал, но всё, что он говорил, было завораживающе интересным. Поля и леса, ручьи и реки и все существа, их населяющие, были частью его жизни. Он был механик по профессии, и механик первоклассный, но я уверен, из него мог бы выйти прекрасный натуралист, получи он хорошее образование.

Давным-давно я узнал от него названия деревьев, полевых цветов и различных трав, что растут в полях. И всех птиц также. Я узнавал их не только по их виду, но и по их голосам и песням.

Весной мы искали птичьи гнёзда, и, когда находили, отец поднимал меня на плечи, чтобы я мог заглянуть в них и рассмотреть яйца. Но дотрагиваться до них мне никогда не дозволялось.

Отец говорил, что гнездо с яйцами — одно из самых больших чудес на свете. Я думал так же, как он. Гнездо певчего дрозда, например, было выложено изнутри сухой глиной и отполировано как дерево, в нём лежало пять светло-голубых яиц с чёрными пятнышками. Гнездо жаворонка мы нашли однажды посреди поля, прямо в траве. Даже не гнездо, а неглубокая ямка с шестью маленькими коричнево-белыми яйцами.

— Почему жаворонки вьют гнёзда прямо на земле? Разве они не боятся, что их затопчет корова?

— Никто этого не знает. Но так они делают всегда. Вот соловьи тоже гнездятся на земле. Так же, как фазаны, куропатки и рябчики.

В одну из наших прогулок из живой изгороди выскочила ласка, и я тут же узнал много интересного об этом маленьком создании.

— Ласка — самая храбрая из всех животных. Мать до конца защищает своих детёнышей. Она никогда не убегает, даже от лисы, которая в несколько раз крупнее её. Она охраняет своё потомство из последних сил, пока лиса не убьёт её.

В другой раз я сказал:

— Послушай, папа, как трещит кузнечик.

— Это не кузнечик, мой дорогой, а сверчок. А ты знаешь, что они слушают ногами?

— Правда?

— Сущая правда. И у кузнечиков ушки находятся по краям живота. Им ещё повезло, потому что мириады насекомых на земле не только глухие, но и немые и живут в мире тишины.

В этот четверг по дороге в школу в ручье за живой изгородью заквакала лягушка.

— Дэнни, ты слышишь?

— Да.

— Это квакша зовёт свою жену. Раздувает подгрудок и издаёт такой вот звук.

— Что такое подгрудок?

— Свисающая кожа на горле. Квакша может надувать её, как шарик.

— А что происходит, когда жена его слышит?

— Она скачет к нему. Она счастлива, что её пригласили. Я расскажу тебе кое-что смешное об этих лягушках. Зачастую им так нравится собственный голос, что жёнам приходится несколько раз толкнуть своих мужей, чтобы те прекратили квакать и открыли им наконец свои объятия.

Я засмеялся.

— Не смейся слишком громко, — сказал отец, подмигивая мне. — Мы, мужчины, мало чем отличаемся от них.

У школьных ворот мы расстались, и отец пошёл покупать изюм. Дети втекали в школьные ворота и направлялись по дорожке к главному входу. Я присоединился к ним, но шёл молча, ни с кем не разговаривая. Ведь я хранитель великой тайны, а одно неосторожное слово может испортить величайшую в мире экспедицию за фазанами.

Наша маленькая деревенская школа располагалась в одноэтажном доме. Над входной дверью в каменную кладку была вмурована плита с надписью:

Я читал эту надпись, наверное, тысячу раз. Она так и лезет в глаза, когда подходишь к школе. Думаю, для того её туда и повесили. Но до чего же скучно каждый день читать одно и то же, и я частенько думал, как было бы здорово, если бы на этом месте каждый день появлялась новая надпись, по-настоящему интересная. Мой отец мог бы придумать что-нибудь замечательное. Каждое утро он мог бы писать мелом на гладкой серой плите что-нибудь вроде: