Лорд Аффенхем задумался.
— Жилистый — пожалуй. Стройный — нет, но я был малый, хоть куда, да и этот парень не промах. Не то что пучеглазый болван-обойщик, с которым ты обручилась.
— Я уже просила тебя не называть Лайонела болваном. И никакой он не обойщик. Он художник по интерьерам.
— Еще хуже. Я содрогнулся, когда ты сказала, что выйдешь за него замуж. Содрогнулся до основания.
— Знаю.
— Помнишь, я сказал: «Что, за этого? За склизкого, хлипкого пустозвона с завитыми усиками? Лопни кочерыжка!»
— Помню. Давай не будем о Лайонеле. Мы договорились, что у нас разные мнения. Я рада, что тебе понравился мистер Эдер. Должна сказать, на меня произвело впечатление, как быстро он схватывает. Наверное, все сыщики такие.
— Он не сыщик.
— Что?!
— Я и на минуту не поверил.
Дорога была совершенно пуста, и Энн перевела взгляд на своего спутника. Глаза его затуманились, показывая, что он готов впасть в очередной транс, поэтому она снова ткнула его в бок.
— Что-что?
— То самое. Думаешь, я не узнаю частного сыщика? Я их перевидал на своем веку. В молодости они ходили за мной табунами. Частного сыщика видно за милю. Редкая мразь. Этот малый просто случайно оказался в конторе. Что ты сказала, когда вошла?
— Я сказала: «Мистер Эдер?». С вопросительной интонацией.
— А он ответил?..
— Что-то вроде «определенно». Или «точно».
— Ну вот. Настоящий сыщик сказал бы «К вашим услугам, мэм», или другую пошлую фразочку, потер бы жирные руки и ухмыльнулся, как официант. Он ухмылялся?
— Нет, просто смотрел.
— Вот видишь! А почему? Потому что ты сразила его наповал. Ты всегда их сражаешь наповал. У нас это семейное, только я сражаю женщин. Сколько бывало неприятностей! Стараешься быть любезным и, бац! рушится семья. Вот почему меня выслеживали сыщики.
— Вот бы ты помнил про бриллианты так же хорошо, как про свои ужасные похождения!
— Если бы! Я вспоминаю свои похождения без всякого удовольствия, — произнес раскаявшийся грешник.
Энн снова обратила на дорогу задумчивый взор и прикусила губку. Она пересматривала факты в свете новых свидетельств. А поскольку лорд Аффенхем погрузился в размышления о том, почему птицы сидят на проводах, когда рядом полно деревьев, то молчание продолжалось почти до поворота на Шипли-холл.
— Тогда он какой-то ненормальный.
— Э?
— Мистер Эдер.
— А что с ним?
— Я сказала, что он, наверное, ненормальный.
— Почему?
— Если он прикинулся сыщиком.
— Не вижу ничего ненормального. Напротив, очень разумный поступок, учитывая его чувства. Взвешенная, просчитанная политика. Он хочет постоянно быть рядом с тобой…
— Зачем?
— Он в тебя влюбился.
— В меня?
— Конечно. Ты плохо слушала. Я говорил, что ты его сразила. Говорил, да? Влюбился с первого взгляда.
— Ты бредишь, милый.
— Ничуть.
— Он не мог влюбиться с первого взгляда.
— Почему?
— Потому что люди так не влюбляются.
— Ну, знаешь! Если поставить в ряд женщин, в которых я влюбился с первого взгляда…
— Не надо. Уверена, ты ошибся.
— Он мне сам сказал.
— Как?!
— Так. Когда ты ушла, я посмотрел ему прямо в глаза и спросил: «Втюрились, а?»
Энн тихонько ахнула.
— Не может быть!
— Так и спросил.
— Почему?!
— Хотел получить подтверждение из первых рук. Когда хочешь что-нибудь узнать, всегда лучше обратиться к истокам.
— И что он ответил?
— Ответил «Н-да».
— Немногословно.
— Не нужно много слов, чтобы ответить на простой вопрос. «Втюрились, а?» — спросил я. А он ответил «Н-да». На твоем месте я бы за него ухватился. Славный малый.
— А как же Лайонел?
— Лайонел? Да ты бы и не посмотрела в его сторону, если бы не смазливая рожа, как у парикмахерского болванчика. Женщины, бедняжки, на таких падки. Дай мне два куска угля и банку замазки, я тебе сделаю такого же Лайонела и даже получше. Лопни кочерыжка, хотел бы я быть вчера в суде и слышать, как этот Дж. Дж. Миллер его отделал.
Энн остановила машину. Они только что свернули на дорогу, ведущую к Шипли-холлу, и, хотя дворецкому и впрямь не следовало выходить из машины секретарякомпаньонки у самого подъезда, ему не было необходимости столько топать в одиночестве. Она вполне могла провезти его еще ярдов сто.
Однако, как ни мало она походила на Миртл Шусмит, Энн Бенедик тоже считала, что за дурное поведение мужчин надо наказывать.
