Деньги - страница 29
— А где же моя комната? — спросила Тотти.
Вопрос этот показался Петропопуло очень смешным. Он расхохотался во всё горло, так что девушка даже вздрогнула.
— Ваша комната рядом с комнатой моих дочерей, — пояснил он, хотя это ей решительно ничего не объясняло.
Его голос разносился перекатами по пустым покоям. Двери были открыты настежь, и длинная анфилада была освещена боковыми лучами утреннего солнца.
В квартире, очевидно, никого не было.
— А где же ваши? — несмело спросила девушка.
Петропопуло опять покатился со смеху.
— Разве летом кто-нибудь живёт в Константинополе? — спросил он.
Она даже потерялась.
— Так где же они?
— Они на Принкипо. На Мраморном море. Там у нас вилла своя. Знаете Принкипо? Рядом с Халки.
Но она не знала ни Принкипо, ни Халки и испуганно-удивлённым взглядом смотрела на грека.
— Как же я туда попаду? — спросила она.
— Вы на пароходе туда поедете. Вот напьёмся кофе, и вы поедете. Вас проводят. А в Константинополе теперь никто не живёт. Я сам каждый день, как закрою контору, еду домой. Вас ждут там очень нетерпеливо. Вы к самому завтраку поспеете.
Старый грек в сером пиджаке и переднике внёс самовар, яйца и ветчину.
— А ну-ка, заварите чай, — скомандовал Петропопуло. — Ну, ну, живо. Вы совсем как дома будьте и слугам приказывайте всё, что хотите. Совсем, пожалуйста, не стесняйтесь. А то, ей-Богу, назад вас отправлю.
Он проглотил два яйца, несколько кусков ветчины, выпил стакан чаю со сливками, похлопал себя по чреву, так что медальоны зазвенели, как бубенчики на пристяжной, и сказал:
— Теперь в контору пора. Вы, барышня, оставайтесь здесь, пойдите по всем комнатам, всё посмотрите. А я пришлю за вами сына.
Он подал ей потную, жирную волосатую руку, предварительно накрыв себе голову шляпой, взял толстую палку и пошёл к двери.
— Я вам пришлю сына Костю, — сказал он. — Так, пожалуйста, то, что я вас просил. Не позволяйте ухаживать ему, очень прошу.
— Вы меня оскорбляете, — подняв голову, сказала она.
Петропопуло снова залился смехом. Он даже сел на стул у самой входной двери, чтоб удобнее было смеяться: уж очень ему показалось смешным замечание гувернантки. Потом утёр глаза платком, высморкался, махнул рукой и вышел.
Тотти видела в окно, как он показался, из двери и пошёл, не оглядываясь, по самой середине улицы. Все прохожие тоже шли по середине, очевидно, так было принято. Напротив помещался оптический магазин, и огромное пенсне, вместо вывески, торчало над входом, такой величины, как делают золотые крендели над немецкими булочными.
Она повернулась и пошла из комнаты в комнату. Пыль везде лежала густыми слоями. Видно было, что прислуга, пользуясь отсутствием господ, убирала комнаты не чаще раза в неделю. Убранство дома было с претензиями на моду. Попадались ширмы с наивно-глупыми цветами, огромные зеркала; было два рояля и пианино, да ещё на угловом столе стоял аристон. Книг мало было заметно: на всю квартиру приходился один книжный шкаф, да и то в нем на верхней полке стояли севрские пастушки и маркизы, а на нижней полке лежали разбросанные тома Пушкина и два романа с специфическими заглавиями: «С брачной постели на эшафот» и «Руки, полные золота и крови».
В доме была полнейшая тишина. Только на одном окне сидел чахлый котёнок и с голода ловил на стекле мух, пережёвывая их с несомненным аппетитом; он иногда стукал лапками о стёкла, и они слабо звенели. Тотти спустилась вниз. Внизу комнаты были совсем пустые, и только в одной стояла прислонённая к углу старая швабра, и рядом с ней на полу лежала сломанная дверная медная ручка.
Под окном раздавались крики. Нагруженные мулы тащили какую-то кладь. Кричали погонщики, извозчики, продавцы. Наискось строился дом. Он был обнесён забором, и густые белые облака пыли поднимались клубами, как пар из машины. Она поняла, откуда этот белый известковый слой на всех вещах второго этажа.
