— Но узнаете ее, если увидите снова?
— О да. Она ведь жила здесь более трех лет.
Макглашан помог Эдвину подняться на ноги и подвел его к носилкам. Быстрым, бесстрастным жестом отдернув одеяло, он открыл лицо миссис Сидни, безобразно изуродованное и забрызганное кровью.
Вскрикнув, Эдвин снова рухнул в обморок. Макглашан подхватил его и сказал с отвращением:
— Точно, она. Эй, Нортон, Мэтью, снимите его с меня.
Из дома не торопясь вышел медицинский эксперт, доктор Голли.
— Смерть наступила менее часа назад, — сказал он. Очевидно, умерла она не сразу.
— Конечно, не сразу. Она сама вызвала полицию, ответил Макглашан.
— Насколько я могу судить сейчас, смерть вызвана суммарным эффектом побоев, нанесенных кулаками и дубинкой. Она была пьяна. Грязная история.
Эдвин побелел. Голова раскалывалась, его мутило.
— Давайте поднимемся в вашу квартиру, — предложил Макглашан.
— Хорошо.
Эдвин шел впереди, показывая дорогу, но замер на месте, увидев на деревянном полу вестибюля какие-то темные пятна.
— Что это? — спросил он.
— Кровь.
Эдвина стошнило. Потом он заявил, что не может оставаться в доме ни минутой больше.
Его доставили в участок и угостили чашкой чая. Он выпил ее и успокоился настолько, что смог отметить: их чай не идет ни в какое сравнение с его чаем.
— Итак, — начал Макглашан, — где вы были час назад, то есть между семью пятнадцатью и семью тридцатью?
— В зоопарке.
— Зоопарк закрывается в шесть.
— Летом позже.
Макглашан кивнул. Этой ловушки Эдвин избежал.
— Что вы делали в зоопарке?
— Я часто хожу туда.
— Это не ответ.
— Мне нравится в зоопарке. Я хожу смотреть животных.
— Каких животных?
— Львов, тигров, любых, — солгал Эдвин и покраснел. Он почувствовал, что предает своих маленьких друзей. Кроликов, добавил он, запнувшись.
— Кроликов, — повторил Макглашан с большей экспрессией, чем само это слово заслуживало. И тотчас закурил, выказывая непринужденность и всяческое спокойствие. — Сигарету?
— Я никогда не курю и не пью. Можно я съем ириску? Они меня всегда успокаивают.
Макглашан задумался: в чем дело — действительно Эдвин слегка тронулся или разыгрывает кретина?
— Вы сказали, что часто ходите в зоопарк. У вас, должно быть, очень необычная работа, если она оставляет столько свободного времени.
— Я работаю в Би-би-си.
— Кем же, спортивным комментатором?
— О господи, конечно, нет. Я участвую в новой детской передаче «Выходи поиграть», ее передают ежедневно в три пятнадцать.
— Мои дочери всегда слушают ее.
— Что вы говорите! — вскричал Эдвин восторженно. Сколько им лет?
— Одной пять, другой — два.
— Двухлетняя, пожалуй, немножко мала, чтобы понимать.
— Она взрослее своих лет.
— Кто ее любимые герои?
— Мул Вамбли.
— А, да, это мисс Олсоп.
— Простите?
— Мисс Олсоп озвучивает Вамбли. А я — кролика Зигфрида.
— Кролика, — повторил за ним Макглашан, сопоставляя услышанные сведения; результат его не удовлетворил. Дайте, пожалуйста, ваш автограф для Дженнифер.
— Правда? Вам нужен мой автограф? — заколебался Эдвин. — Но ведь это официальный документ.
— Неважно, — выдавил улыбку Макглашан. — Я вовсе не пытаюсь выудить у вас признание в преступлении, которого вы не совершали. Если хотите, подпишитесь просто «Кролик Зигфрид».
Эдвин так и поступил, размышляя о том, что даже в самом холодном сердце можно найти немного тепла, если хорошенько поискать.
— А теперь, — сказал Макглашан, пряча автограф в карман, вернемся к делу. Вы часто видели миссис Сидни?
— О, бедная дама, да, конечно же, часто. Она вроде всегда то уходила, то приходила.
Макглашан хмуро усмехнулся.
— Учитывая ее профессию, меня это не удивляет. А вас?
— Но что у нее была за профессия, сэр? Я часто задумывался над этим, но не хотелось казаться навязчивым. Я всегда полагал, что у нее должно быть личное состояние.
Макглашан недоверчиво уставился на него.
— Давно вы здесь живете? — спросил он.
— Три года.
— А миссис Сидни?
— Она уже жила тут, когда я въехал.
— И вы ничего не заметили?
— Я заметил, что у нее как будто весьма обширный круг знакомств. Она вечно принимала гостей. Сказать по правде, я был слегка озадачен тем, что она никогда не приглашала меня. В конце концов, я был ее соседом, улыбнулся он грустно. — У нее день и ночь играло радио, но я, в общем-то, не обращал на это внимания. Я стеснялся ее беспокоить. Каждый раз, когда я спускался вниз пригласить ее к себе на чашку чая, я слышал из-за двери, что она не одна.
