Бинни тут же сел за руль, и мы отправились. Я оставил радио включенным и услышал то, хуже чего не бывает. Тела капитана Стейси и сержанта Грея уже через час были обнаружены фермером; отсутствие генерала и нас троих позволяло сделать только один вывод.
— Храни нас Боже, майор, — проговорил Бинни, когда передача закончилась. — По самым скромным подсчетам, они теперь перебросят сюда половину британской армии.
— Никак не меньше. А сколько еще ехать?
— Всего десять или пятнадцать миль. Я объехал Драперстаун как раз перед тем, как мы останавливались. Вы могли бы увидеть справа горы, если бы не дождь и дымка.
— Нам надо проезжать еще через какие-нибудь города?
— Через Маунт-Гамильтон, объехать его нельзя. Как проедем, так через три мили начнем подниматься по дороге в горы.
— Прекрасно, — ответил я. — Надо проехать тихо и аккуратно. Но если случится что-нибудь плохое, жми на газ и прорывайся вперед как дьявол, не обращая внимания на стрельбу.
— Ладно, майор, не учите ученого!
Юному мерзавцу нравились наши игры. Это было для него самой жизнью, прекрасной и захватывающей. Он сидел, сгорбившись над рулем, с надвинутым на глаза кепи. Воротник его ужасного пальто был поднят, а на лице играла слабая улыбка.
Мы уже въезжали в Маунт-Гамильтон. Я сказал:
— Тебе бы надо было жить во времена американского «сухого закона», Бинни. Аль Капоне полюбил бы тебя.
— К чертям все это, майор! И разве не ирландский парень грохнул этого самого Капоне?
— Дайон О'Бэньон, — подсказал я.
— Бог ему в помощь! С таким именем он должен был бы ходить на мессу каждый день всю свою жизнь.
— И два раза по воскресеньям.
Мы притормозили позади двух фермерских грузовиков и молочного фургона, которые ожидали очереди пройти через блокпост. Там дежурили четыре или пять «лендроверов», по меньшей мере двадцать парашютистов-десантников. Двое констеблей, опершись на полицейский автомобиль, болтали с молодым лейтенантом-парашютистом.
Когда молочный фургон проехал наконец в промежуток между «лендроверами», я повторил свое представление: достал свою карточку-удостоверение, высунулся из окна и окликнул молодого офицера:
— Лейтенант, на минутку, будьте добры!
Он тут же подошел, мгновенно подтянувшись. По моему двадцатилетнему военному опыту, я сразу узнал, как говорят в армии, кадрового служаку.
— Капитан Гамильтон, служба безопасности, — представился я. — Мы чертовски спешим. Они там, в Страбане, взяли террориста, который может оказаться...
Я не стал продолжать: один из констеблей подошел, чтобы присоединиться к лейтенанту, скорее всего из любопытства, нагнулся к окну с моей стороны, посмотрел мимо меня и вытаращил глаза:
— Помилуй Боже! Бинни Галлахер!
Я двинул его кулаком в лицо, Бинни завел мотор, колеса бешено завращались, и мы вынеслись в промежуток между двумя «лендроверами», поочередно уклоняясь то от одного, то от другого.
Но все-таки мы проскочили. Как только он начал разгонять машину, я закричал:
— Пригни голову!
Застрочили автоматы «стерлинг», посыпалось битое стекло, «кортина» сильно вильнула. Но Бинни снова овладел управлением, мы заехали за поворот и помчались дальше.
* * *
Теперь дождь шел сильнее, туман клочьями спускался со склонов гор, значительно уменьшая видимость. За первым поворотом дорога была прямой как стрела на протяжении целой мили. Мы успели отъехать от поворота ярдов на сто пятьдесят, как из-за него показался полицейский автомобиль, и сразу за ним «лендроверы».
Бинни разогнал «кортину» до восьмидесяти миль, а стрелка спидометра шла кверху, ветер и дождь с шумом врывались сквозь разбитое ветровое стекло, и я вынужден был кричать, чтобы он меня услышал:
— Сколько осталось?
— Мили две. Будет поворот направо, в горы. Танбри — так называется это место. Там мы должны встретиться.
Мы были почти в конце прямого участка, я оглянулся назад и увидел, что просвет между нами и полицейским автомобилем сократился.
— Они догоняют! — закричал я.
— Надо их немного попридержать!
Теперь дело приняло такой оборот, что у меня не было выбора. Для полиции и армии я был террорист из ИРА, и они в случае необходимости без колебаний прострелят мне голову.