Мало кто тогда мог представить себе, что «грамота от Прокофья по городом, что будто велено казаков по городом побивать» [37, 113], окажется фальшивкой, изготовленной новым хозяином Московского кремля. Однако тайный «подвиг» своего патрона раскрыл ротмистр Николай Мархоцкий. Ему не терпелось рассказать потомкам об изобретательности руководителя польско-литовского гарнизона, и он посвятил в своей «Истории Московской войны» отдельную главку «ловким действиям пана Госевского». Госевский нашел случай передать с попавшим в плен казаком поддельную грамоту Ляпунова (на самом деле сочиненную им самим), «мол, где ни случится какой-нибудь донской казак, всякого следует убивать и топить. А когда даст Господь Бог Московскому государству успокоение, он [Ляпунов] этот злой народ [казаков] якобы весь истребит» [30, 94].
Учитывая все это, становится понятным настойчивое стремление казаков, добивавшихся приезда Прокофия Ляпунова в их общий круг. Уговорили его приехать только после того, как несколько человек поручилось «душами», что ему ничего не будет, а зовут его в круг «для земского дела». Этим делом и была злополучная грамота, которую предъявили Ляпунову. Авторы русских летописей были убеждены, что эту грамоту написали казаки. Один из них описывал дальнейшее как очевидец, стоявший рядом с главными героями драмы. Посмотрев на грамоту, Прокофий Ляпунов сказал: «…грамотка де походила на мою руку, толко аз не писывал» [42, 59]. Ошибкой воеводы был приезд в казачий круг, но еще большей ошибкой стало то, что он начал что-то объяснять казакам. Их мнение сложилось давно, и самому Прокофию Ляпунову уже нельзя было на него повлиять. Казаки кричали в лицо своему врагу: «…велел де ты нас побивати». Достаточно было только атаману Сергею Карамышеву, первым позвавшему Ляпунова на казачий круг, первому же ударить саблей главного земского вождя…
Нелепость убийства Прокофия Ляпунова была понятна даже его недоброжелателю Ивану Никитичу Ржевскому, оставившему ради службы в ополчении свой чин окольничего Боярской думы в Москве. Ржевскому тоже надо было много раз подумать, прежде чем ехать в казачий круг, расправившийся с ним за невинное замечание: «…за посмешно де Прокофья убили, Прокофьевы де вины нет» [47, 350–352]. О степени ненависти, которую вызывал Прокофий Ляпунов у казаков, свидетельствует также грамота московских бояр, писавших, что тело главного воеводы «держали собакам на снеденье на площеди 3 дни» [53, 294]. Такими обескураживающими в своей жестокости смертями завершилась 22 июля 1611 г. история объединительного земского движения. Но это был еще не конец самого Первого ополчения.
Историки сходно описывают дальнейшие события, обозначая их одним словом – «распад». Источник такого взгляда – в грамотах того времени, причем созданных уже в следующем, нижегородском ополчении Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского. В городах, продолжавших поддерживать Первое ополчение, о смерти его главного воеводы Ляпунова писали сдержаннее: «…казаки убили, преступя крестное целованье». Главную опасность видели в том, чтобы казаки не стали «выбирати на Московское государьство государя по своему изволенью» [1, 345–346].
Грамота Второго земского ополчения 7 апреля 1612 г. создавалась тогда, когда все опасения, связанные с тем, что казаки поддержат нового самозванца, уже осуществились. Два ополчения впрямую враждовали друг с другом, поэтому в описании казачьих бесчинств, последовавших после убийства Прокофия Ляпунова, заметен сильный публицистический подтекст. Казаков даже обвинили в том, что они хотели «полским и литовским людем ослаба учинить» [1, 355]. О разъезде из Первого ополчения сказано в связи с формированием нового земского движения: «Столники же и стряпчие, и дворяне и дети боярские всех городов, видя неправедное их начинание, ис под Москвы розъехолися по городом и учали совещатися со всеми городы, чтоб всем православным християном быти в совете и соединение, и выбрати государя всею землею» [1, 355–356].
На формирование концепции разложения ополчения в июле 1611 г. повлияли также популярные сочинения о Смуте, распространявшиеся во множестве списков и воспринявшие оценки грамоты земского ополчения. Например, Авраамий Палицын в своем Сказании писал: «…по неправедном же оном убиении Прокопиеве бысть во всем воиньстве мятеж велик… Разыдошя бо ся тогда вси насилиа ради казаков» [54,
