День и ночь, 2009 № 01–02 - страница 17

200 лет со дня рождения великого русского писателя Николая Гоголя — достойный повод, чтобы проделать этот духовный труд, важный для каждого человека, именующего себя русским интеллигентом, для каждого, кто вообще считает себя русским.

г. Красноярск

Дорогие друзья-читатели!

Первая книжка журнала «День и Ночь» в 2009 году посвящена юбилеям, имеющим к нему, журналу, самое прямое отношение. Нынче в мае исполняется 85 лет Виктору Петровичу Астафьеву и 70 — Роману Харисовичу Солнцеву. Исполнилось бы. Хотя думать о каждом из них в прошедшем времени до сих пор не получается.

В этом есть, должно быть, своя строгая правда: люди, оставившие след, зарубку, «затесь» на вековом стволе в тайге человеческой, неизменно «здесь и теперь», рядом с поколениями молодыми и свежими, какие бы напасти и поветрия тайгу эту ни пригибали.

«Надо же! — воскликнул молодой человек, которому знакомая девочка прочитала любимые стихи Пушкина, — Двести лет, а он всё пишет!». Случай совсем недавний. И он внушает надежду на то, что источники русского национального духа не до основания ещё забиты смрадной жижей, льющейся на наших детей с телеэкранов, с обложек глянцевых журналов, с рекламных щитов и, что греха таить, зачастую и с учительских уст.

Этот смрад, эта порча более всего тревожили Виктора Петровича в его последние годы. И не виделось путей превозможения, а если и виделись такие пути, то говорилось о них с превеликой осторожностью и оглядкой. Но вот оказалось, что скромные тропинки, которые в середине девяностых стали возникать в результате почти безнадёжных попыток нескольких неисправимых романтиков, не только не заросли сорняком, но — напротив! — ширятся и даже. множатся. Такова энергия астафьевского влияния, не иссякшего по сей день.

Журнал «День и Ночь» — одна из таких тропинок. Роман Солнцев 14 лет, поступаясь личным временем, а зачастую и здоровьем, строил и развивал совершенно особое, разноголосое и многополюсное периодическое издание. Виктор Петрович часто и с удовольствием печатался на страницах «ДиН». Это были новые главы из находящихся в работе повестей и романов, ещё не публиковавшиеся «затеси», интервью, критические статьи, записки. После его ухода редакция журнала несколько раз выпускала тематические номера, посвященные наследию Астафьева. Здесь же публиковались воспоминания, отклики, посвящения — всё то, что образует уникальную атмосферу присутствия писателя в живом мире реагирующих на его творчество людей.

Материалы, собранные здесь, в этом выпуске, — не только ретроспектива. Это и свежий срез, и попытка прогноза того литературного потока, который уже как-то грешно и несправедливо называть «провинциальным». Где у нас нынче провинция? Кто рискнёт ткнуть пальцем? Поэтому красноярский журнал не оглядывается на столичные моды, не стремится соответствовать популярным доктринам и не берёт на себя роль духовного водительства. Нашим единственным постоянным ориентиром остаётся Астафьев — с его широтой, противоречивостью, любопытством к другому, не похожему на него самого, жаждой справедливости и могучим художественным чутьём. На том и стоим.

Редакция «ДиН»

Запись Галины Смирновой

Беседа эта с Виктором Петровичем Астафьевым произошла без малого десять лет назад, накануне 50-летия Победы и дня его рождения (1 мая), у него дома. За окном радовались хорошей погоде синицы, близился вечер. А Виктор Петрович, раздосадованный неловким, может быть, моим вопросом о Великой войне, давно минувшей, но всё не оставляющей нас горькой памятью о себе, молчал-молчал и заговорил — горячо и устало:

— Это сейчас запели, завспоминали песни фронтовые, заговорили о фронтовиках. А то и голоса им не давали. Да вообще обвиняли во всём старшее поколение, тех же фронтовиков, нас, то есть: дескать, вы в ответе за всё, что плохого в стране случилось, вы и должны сделать то-то и то-то. Что за всё в ответе должно быть старшее поколение. Мы. Должны.

Да никому я ничего не должен! Всем имею право так ответить. Как и каждый, например, фронтовик или тот, кто для фронта в тылу работал не легче, чем пехота на войне. Никому ничего, и народу своему ничего —