Но чтобы о нем судить без предвзятости, надо было послушать самого Брюханя. Он раскрывался сразу, в нескольких первых же своих фразах.
— У-лю-лю, яка ты тварина! — подчеркнуто удивлялся он.
А там что хочешь, то и думай о красном партизане Брюхане. Вспомнит он тебе и то, что было, и то, чего не было и никогда не будет. Тогда лучше отойти от него. Он выговорится и онемеет, и станет молчать до той поры, пока не подвернется ему кто-то другой. А других набиралось немного: кому хочется срама на свою голову?
Так он и жил, отгородившись от людей невидимой стеной. В полном одиночестве, хотя у него была жена и еще две дочери. Со старшей я учился в одном классе, а младшая, Нина, со временем стала женой Леньки.
Но нельзя же всех презирать и ненавидеть. Кого-то он все-таки любил или хотя бы терпел? Да, в селе были и такие. Беспокойное сердце его всегда было на стороне униженных и оскорбленных. Потому он и оказался в красных партизанах, что поверил в очень уж радужные сказки большевиков о всеобщем благоденствии и справедливости. Потом понял обман, да было уже поздно.
Признаюсь, я уважал Якова Давыдовича. Он тоже относился ко мне с пониманием. Чего же тут не понять? Отец мой отказался раскулачивать мужиков и скрылся от новой власти. У нашей семьи забрали в колхоз скотину, а никого из нас не считали членом колхоза. Вот тут и живи, как хочешь.
— Когда вырастешь, Толя, не делай столько дуростей, сколько наделал их я, — грустно говорил он, запуская мне в волосы свою костлявую, жесткую руку.
Рассказывали, что жалостливым он стал, когда милиционеры убили его отца. Вгорячах мстил всем без разбора. От него доставалось и белым, и красным. Даже бывшему балтийскому матросу Анисиму Копаню, который в семнадцатом взбаламутил округу. Сначала повстанцев было пятеро на всё Вострово. Они вступили в бой с волостной милицией. Иногда побеждали, но чаще давали стрекача в Касмалинский бор, там их было не сыскать никому.
Однако зима спутала им все карты. Надо было спасаться от морозов, найти себе безопасное тепло. И они пошли в предгорья Алтая, где в одной из деревушек нанялись батраками к богатым крестьянам.
А события в Сибири развивались стремительно. После Керенского установилась власть Омского областного правительства во главе с премьером Вологодским, а потом и с адмиралом Колчаком. Между большевистской Москвой и Омском пролегла линия фронта. Колчаку не хватало солдат, и он объявил мобилизацию нескольких молодых возрастов.
Однако уставшие от первой мировой войны сибиряки неохотно шли в армию. Началось массовое дезертирство, а за ним не могли не последовать репрессии властей.
По Алтаю уже прошла слава о бунте востровских кустарей, как называли прятавшуюся по кустам пятерку. К повстанцам стали стекаться дезертиры со всех сторон. Небольшой отряд вскоре превратился в партизанскую армию под командованием нашего селянина Ефима Мамонтова, бывшего унтер — офицера, связиста. Почему не Копаня? Так уж рассудили мужики. У Копаня не было командирского звания, он служил простым матросом. Ему определили место главного агитатора. А про Брюханя позабыли. Мол, после потери отца стал он непредсказуемым. Может убить любого и любого помиловать. Кому он такой нужен?
И востровцам в голову не приходило, что он уже стал негласным судьей у повстанцев, их совестью. Таким и остался до конца своих дней. Когда в начале тридцатых в Сибири разразился голод, бывшие красные партизаны стали тайком выращивать хлеб для себя в лесу, на удаленных от Вострова еланях. Однажды в осенний день Брюхань заглянул к нам во двор. В дом не пошел, а сел на крыльцо и подозвал меня. Ласково обнял за плечи:
— Как живешь, Толя? Что-то исхудал шибко. Кожа да кости.
— Живу хорошо, — бодро ответил я.
— Сусликов ловишь, тарбаганов?
— А как же?
— Ну лови, лови… Бабка тебе мясные супы варит?
Я утвердительно качнул головой. Хотел сказать Якову Давыдовичу, что Ксения Ефремовна брезгует есть суслятину да тарбаганину. Готовит мне мясо в отдельном котелке, который называет поганым, а ничего — ем. Вкусно, даже очень. Но почему-то я промолчал. Наверное, понял, что гость пришел по более важному делу, чем уточнить мое тогдашнее меню. Так оно и оказалось. Брюхань предупреждающе погрозил пальцем:
