Я встретил его. Случайно. Мы должны были ехать на работу, я уже видел лица, глядящие сквозь заднее стекло. Из-за поворота появились ребята. Со спортивными сумками, с особенными ушами, такие уши бывают только у борцов. Со счастливыми лицами. Тренер шел сзади.
— Ну как ты? — спросил тренер. — Мы вот на соревнования, — он кивнул на ребят, — потом сказал им: «Вот тоже когда-то боролся. Неплохо боролся…»
Сказал — «когда-то боролся», как «когда-то жил». Я хотел крикнуть ему:
— Почему когда-то, Григорьевич? Я такой же! Дай мне трико и борцовки!
Я резко подворачиваю бедро…
Они прошли мимо меня к вокзалу.
В тот день я в первый раз не поехал на работу. Я побежал на вокзал, побежал, чтобы крикнуть:
— Григорьевич, ну посмотри, видишь…
Я увидел на последнем вагоне два красных фонарика, уносящихся в даль. Я ушел в отпуск. Отпустил себя от дороги, от друзей, от денег. Я отпустил себя от всего, только не смог отпустить себя от… себя.
Я бродил целыми днями по городу, ожидая встречи. Я знал, что должен с ней столкнуться на улице и все объяснить. И ей, и себе.
Я знал эту улицу.
Но дни шли, а этого не происходило.
Видимо, город очень хорошо знал меня. Мне казалось, что он мстит мне. За что? За мое предательство? Но предал я только себя самого.
Я сидел на длинной скамейке бульвара, где вечерами собиралась «наша» компания. Где теперь эта компания? А тогда…
Рыжий Фукс приносил приемник. Над головой в темноте щелкали каштаны, выпуская коричневые ядра на мостовую, а мы смотрели на стрелку, которая останавливалась на шкале с «нашей» музыкой.
Наверное, все началось здесь.
Меня забрили в армию «патлатых» на этой скамейке, забрили транзисторным приемником «ВЭФ-спидола-10». Я подставил голову, и меня оболванили, даже не прикасаясь к ней ножницами. Может быть, именно поэтому я сижу здесь. Как преступник, которого всегда тянет на место преступления.
Но где я преступил закон? Когда? В тот день, когда пригласил оркестр и меня вынесли из спорта? Я чувствую себя вором, но обворовал я только себя. У меня стало больше денег, но от этого я не стал богаче, скорее, наоборот. Я все еще видел лица ребят, идущих с моим тренером на вокзал. Когда-то и у меня было такое же лицо. Мой тренер видел его. Бывает ли у меня сейчас такое лицо? Нет, скорее всего, нет. Может быть, именно поэтому мой тренер и не узнал меня сразу?
Я хотел крикнуть ему: «Я — такой же!», но он все равно не поверил бы. Он слишком хорошо помнил меня таким, как те ребята, что шли с ним к вокзалу.
Да, у меня есть деньги, но на них я, к сожалению, не могу купить счастливое лицо. Значит, я уже не такой, и места в команде ребят со счастливыми лицами для меня уже нет.
Но я должен в нее вернуться.
Мне стало легче в тот момент, когда я понял это. Теперь надо было понять, как это сделать.
Двое ребят опустились на скамейку рядом со мной. Руки в запястьях широкие, такие должны быть и у борца. У сильного борца.
— Ты не знаешь, где здесь можно пообедать?
— Знаю, — ответил я.
— Покажешь?
Этих двоих мой тренер сразу бы взял в команду, даже не из-за крепких рук. Они подошли бы ему по лицам.
— Только если вы хотите в ресторан, ищите другого провожатого, — сказал я. Я был сыт ресторанами по горло.
— Давай в столовку, нам привычней! — сказали ребята. — У нас ресторанов еще не построили.
Мы сидели за столиком в центре зала и пили кефир, переворачивая бутылки донышками кверху. От этого в бутылках начинался снегопад. Мокрые, слипшиеся в комья снежинки попадали на губы, и было почему-то по-забытому хорошо мне с этими двумя незнакомыми ребятами.
Они рассказывали о тайге, о войне с мошкарой, о городе, который рождался у них на глазах, о рельсах, которые тянутся в два ряда туда и обратно, о ночах в палатках, когда мерцает огонек спиртовки; о том, что они оставляют дома теплые вещи, но берут гитару. Они даже пели что-то срывающимися голосами, и опять вдруг песня радовала меня, чего не было и в помине за последние годы.
Я сидел и, казалось, заглядывал в чью-то непостижимо далекую и прекрасную жизнь, которая сейчас была рядом, но и очень далеко, как на экране в кинотеатре — к ней можно прикоснуться, а очутиться там нельзя. Я хорошо видел этот поселок, который должен будет стать городом, видел первые дома, улицы… Я ведь забыл, что есть улицы, которые ведут в другие города, к морям, к океанам, где в портах вскрикивают буксиры, двигая океанские лайнеры, и кивают журавлиными клювами краны, опуская тюки с грузом в их трюмы. Для меня же существовала одна улица, которая вела в ресторан и обратно.