Его взгляд вновь стал серьёзным.
— Многое. Во-первых, там не санаторий для душевнобольных. Во-вторых, дорогу я найду без тебя, а с тобой буду кататься долго и зря. Ты не считай их за простачков. И в-третьих…
Он замолчал, вертя в руках карандаш. Я угрюмо спросил:
— Так что же в-третьих?
Он прямо взглянул мне в глаза.
— А в-третьих, Рома, проблему эту тебе придётся решать самому. А не решишь — значит, и нет у тебя такой проблемы.
Я со вздохом поднялся.
— Извини, что побеспокоил.
Он наконец-то немного смутился. Правда, совсем немного.
— Зря обижаешься. Я действительно не могу тебе здесь помочь. И не ищи Хруста — ответ будет тот же. Ты вот что… Дорога на заимку к деду тебе не заказана. Он имеет право и возможность тебе помочь. Если ты его убедишь, конечно. Как звать-то, помнишь?
Я протянул ему руку.
— Спасибо тебе. Нет, правда, спасибо.
Он пожал мне руку, улыбнулся.
— Каких только диких сюжетов не выдумает старушка жизнь. И знаешь что… я всё-таки пожелаю тебе удачи в абсолютно безнадёжном деле.
* * *
— Эй, ребята, как проехать на кордон? Дымов Пётр Иваныч там проживает, или как?
Июльское солнце жарило сквозь ветровое стекло моей старенькой «шестёрки», и слабенький бриз с Селигера не мог облегчить жару. Малышня, по случаю жаркой погоды сидевшая по шею в воде, заинтересованно выбралась на берег и обступила машину со всех сторон.
— Дяденька, это вам надо туда ехать! Нет, туда! А там дальше! Нет, там дальше!
Всё-таки есть ещё люди в русских селеньях. Московские уличные пацаны с ходу запросили бы пять баксов. Или десять, за особо ценную информацию.
— Спасибо, ребята!
Я ехал к деду Иванычу с надеждой. Неужели не поймёт?
Машина въехала в лес, и жара сразу ослабела. Я с жадностью вдыхал запахи летнего леса, прогретого солнцем. Ветки то и дело хлестали по открытому окну, и сорванный берёзовый листок прилип к моим губам. Я поймал норовящий ускользнуть листок языком, разжевал и проглотил, стараясь унять волнение. Всё будет хорошо.
Наконец впереди появились крыши лесного кордона, утопающие в зелени. Я подъехал к воротам, немногим уступающим по размерам воротам того скита (гляди-ка, и петли бронзовые! Богато живёт дед). Забора было не видать, кругом буйно разрослись колючие кусты можжевельника, проросшие крапивой. Я пригляделся — кое-где сквозь зелень проглядывала колючая проволока «егоза». Круто живёт дед.
Ворота были закрыты. Ничего удивительного, у Петра Иваныча Дымова масса хлопот, и сидеть на кордоне ему особо некогда. Ладно, подожду.
Я уселся поудобнее, открыв водительскую дверцу, достал бутерброды с сыром и флягу с водой. Я вдруг отчётливо представил себе, как за столом в сказочном тереме, совсем уже недалеко отсюда, сидят ангелы, уплетая шаньги, запивая молоком из высоких стеклянных бокалов, безмолвно беседуя меж собой. Дед Иваныч щурится, пряча улыбку в густой бороде, и моя Ирочка смешливо фыркает, глядя поверх стакана.
Я будто на проволоку налетел. Моя Ирочка. Когда это она моей стала? Голова перегрелась, не иначе.
Я неторопливо жевал бутерброд, размышляя. Усмехнулся. Моей голове перегрев не грозил. Куда дальше-то сходить с ума — некуда. Сам факт моего появления здесь свидетельствует об этом со всей очевидностью.
Ладно, с дурака какой спрос. Поэтому я могу твёрдо заявить — да, моя Ирочка. Пусть не в физическом смысле. Чего притворяться — она стала частью моей души, значит, меня самого. И даже если наше свидание будет последним (мысли о том, что оно вообще может не состояться, я теперь просто не допускал), она моя.
Тут я заметил, что размышляю о смысле бытия не один. Среди спутанных ветвей блестели фосфорическим блеском внимательные кошачьи глаза. Здоровенный тёмно-серый котяра удобно разместился в зарослях и бесстыдно разглядывал меня. И как он там ходит, там же ещё и «егоза»! Мне стало жутко при одной мысли о том, что можно лезть в такие заросли, но кота это, по всей видимости, не смущало.
— Кис-кис… — глупо, конечно. Котяра только чуть прижмурился, не двинувшись с места.
Второй наблюдатель обнаружился в ветвях мощного кедра неподалёку. В тени сидела крупная серая ворона. Она делала вид, что я её совершенно не интересую, поворачивая голову боком. Очень сильно я её не интересую.