Главного из троих звали Пыря. Двое других служили шестерками, все ухмылялись, цыкая по сторонам слюной. Шестерки курили «Дымок», а Пыря где-то разжился длинной «Явой-100».
— Ты чего. Слон? — почти дружелюбно поинтересовался Пыря, запуская в небо явскую струю.
— Да гак, Пыря, — отвечал Слон. — А ты чего?
У Пыри нервы были ни к черту, не мог он долго дипломатничать, нервничал и истерия, за что его замочили в начале девяностых на какой-то местной разборке.
— Какого хрена ты здесь, на нашей мусорке, нюхаешь? — заорал он, да так, что капельки его слюны долетели до Слона.
— Какого?!! — вторили шестерки.
Слон был парнем спокойным, может, из-за фамилии своей, может быть, из-за знака зодиака.
— Такого, — спокойно ответил он. — С чего бы это мусорка стала вашей? Где написано?.. Мусорка — наша! Вы чего это здесь делаете?
От такой неслыханной наглости Пыря чуть было не взорвался. Он хотел еще что-то вскричать, но позабыл о длинной сигарете, фильтром приклеившейся к его нижней губе.
— Да мы тебя!..
Сигарета подпрыгнула и тлеющим угольком обожгла щеку Пыри. Урка дернулся, но болтающаяся на губе «Ява» чиркнула по другой щеке. Пять секунд Пыря сплевывал табачное изделие, ну а потом случилась драка.
Никак Пыря не ожидал, что у Слона с собою оружие. Понял, когда получил но макушке пятью свинцовыми болванками. Растянулся в грязной луже, булькал зловонной жидкостью и повторял, как заевшая пластинка:
— Во, бля!.. Ну, бля!..
Шестерки, потерявшие командира, потускнели мордами, но так или иначе бросились вызволять из такой напасти вожака.
Они подняли его, поддерживая под руки, пока тот вращал глазами, как пинг-понговыми шариками.
— Во, бля!..
— Да, бля! — ответил Слон, крутя рукой свинцовое оружие. — Еще?
— Мы тебя, бля, — потихонечку приходил в себя Пыря. — В следующий раз… Мы тебя грохнем и здесь же закопаем.
— Да-да, — подтвердили шестерки.
— Чтобы этого не случилось, — развел руками Слон, — чтобы этого не случилось, мне придется грохнуть вас сейчас!..
В руке Слона свинец завращался с огромной скоростью, будто самолетный пропеллер крутился, а взгляд его оставался совершенно спокойным, отчего и жутко было.
Шестерки не стали дожидаться ответного слова командира и очень спешно потащили пока еще не совсем пришедшее в себя немощное тело в глубокое отступление.
Слон еще некоторое время смотрел побежденному противнику вслед, а потом, вернув свинец в карман, поспешил домой.
Подходя к подъезду, он уже не помнил о Пыре и его шестерках. Все внутреннее пространство вновь находилось во власти страсти, и он, перепрыгивая через три ступеньки, помчался на свой пятый этаж…
В то время, пока Слон занимался сталелитейным делом, Кран упивался историями из чужой жизни. В короткие перерывы, когда легкие требовали порции никотина, стоя на лестнице и сплевывая горькие табачины, Кран задумывался о таком странном для себя изменении в мировосприятии.
«Не заболел ли я?» — вставал перед ним нешуточный вопрос.
Он всегда думал о том, что те, кто много читает, либо с ума сходят в конце концов, либо у них зрение портится. А у Крана и так с глазами не все в порядке. Косят, почти как у Савелия Крамарова.
Он докуривал папироску, давил огромным каблуком ботинка на платформе дымящий бычок и возвращался в читальный зал.
И опять магические страницы гипнотически вовлекали его в другие миры, делая свидетелем чужих восхитительных успехов, любовей, принадлежащих другим душам, и заставляли упиваться страданиями, совсем не близкими его не устоявшемуся духу.
— Может быть, Достоевского попробуете? — как-то предложила очкастая библиотекарша. — Тоже — писатель.
Он с трудом вынырнул из финала драйзеровского «Финансиста», поглядел на старуху, высокомерно взирающую на него сверху, и кивнул.
— Тащите!
Полдня Кран пытался вчитаться в «Братьев Карамазовых», потом плюнул и перешел на более мелкую повестушку «Неточка Незванова»… Его мутило от тоски и скуки, он слишком густо плевал на палец, переворачивая страницы книги, а потом не выдержал и на весь зал произнес:
— Дрянь!.. Ну, конечно, дрянь!!!
Библиотекарша почти вырвала из его рук заплеванного Достоевского и приговорила Крана безжалостно.
