и
по (в свою очередь сохранившихся благодаря нетлению тела) и воскрешения княгини Дай в трансформированном теле как «бессмертной, освободившейся от трупа» (
ши цзе сянь). Но конкретными подтверждениями подобной гипотезы наука пока не располагает. В завершение обзора древнекитайских представлений о посмертном существовании следует отметить, что еще до проникновения в Китай буддизма там возникли зачатки веры в загробную жизнь. Подавляющее большинство текстов, в том числе и даосских, говорило о воздаянии (
бао) либо в земной жизни самого человека, совершившего те или иные поступки, либо о перенесении воздаяния на его потомков (
чэн фу) — наказанием за поступки считалось, как правило, сокращение срока жизни. Тем не менее, постепенно появляется вера в божество горы Тайшань, вершащее суд над душами умерших, и в подземные обители, расположенные, видимо, под горой Тайшань, Гаоли и Лянфу — дальнейшее развитие идеи «желтого источника». Позднее эти представления слились с буддийским учением о воздаянии, что привело к формированию образа Яньлована (Ямараджи) и постепенному проникновению этого и других сходных образов в собственно даосизм, что становится заметным со времени деятельности знаменитого даосского мыслителя и медика Тао Хун-цзина (456–536 гг.). Сказанным по существу и исчерпываются представления древних китайцев о посмертном существовании. Все остальное читатель узнает уже из самого текста книги де Гроота.
Возвращаясь к тексту труда голландского ученого, нельзя не выразить восхищение широтой его источниковедческой базы. Видно, что автор прочитал огромное количество труднейших китайских текстов самых разных эпох — это классические конфуцианские каноны и философские тексты, династийные истории разных эпох, китайская новелла, медицинские сочинения, редкие географические сочинения и многое другое. Остается только удивляться, как один человек мог проработать такое количество китайских источников, львиная доля которых тогда не только не была переведена на европейские языки, но и не была известна большинству синологов. И в отношении обилия фактического материала (как и во многих других отношениях) труд де Гроота совершенно не устарел, несмотря на прошедшие десятилетия, и не только широкий читатель, но и специалисты-синологи найдут здесь для себя много нового и интересного.
И, наконец, следует сказать о литературных достоинствах труда голландского китаеведа: книга легко читается, и от нее просто трудно оторваться, а ряд весьма экзотических историй (например, о яде гу) просто завораживают своей фантастичностью и экстравагантностью.
И в заключение еще одно впечатление. Читая труд де Гроота, не устаешь поражаться исторической монолитности китайской культурной традиции: верования, впервые описанные в текстах второй половины I тысячелетия до нашей эры, продолжают благополучно существовать в начале XX столетия, а законодательные акты царствовавшей во время написания книги де Гроота маньчжурской династии Цин (1644–1911 гг.) воспроизводят формулы аналогичных кодексов седой древности (например, о борьбе с колдунами или отравителями). Эффект понимания этого во многом достигается искусным чередованием примеров из источников самого разного времени: сказанное Гэ Хуном в IV веке подкрепляется примером из текстов Юань Мэя (XVIII в.), а слова Юань Мэя в свою очередь — наблюдениями самого автора или других китаеведов конца XIX века.
Но не будем больше утомлять внимание читателя своими рассуждениями — ведь его ждет книга самого де Гроота!
Евгений Торчинов
В начале данного раздела, посвященного китайскому миру призраков, духов-искусителей и демонов, мы считаем необходимым напомнить о самых основных представлениях и идеях, их касающихся. Хотя практически каждый шэнь и гуй может выступать как в доброй, так и в злой ипостаси, тем не менее специфические функции гуй как частицы инь, начала мироздания, отождествляемого с мраком, холодом, смертью и разрушением, связаны в первую очередь с несением воздаяния: вознаграждения за добро и кары за зло с санкции высшей силы — Неба. Далее мы видели, что в большинстве своем гуй — это духи умерших, а потому они обладают человеческими атрибутами; они являются живым при самых различных обстоятельствах и могут быть настроены по отношению к ним как дружески, так и в высшей степени недоброжелательно. Наконец, эти призраки умерших вершат справедливость — то есть воздают должное тем, кто причинил им вред тогда, когда они еще были живыми людьми.
