Демонолог - страница 87
Стук в дверь из соседнего номера. Я прячу дневник и иду открывать. На пороге стоит О’Брайен с высунутым языком, мимически изображая смертельную жажду.
– Давай выпьем, – предлагает она.
Мы выходим из мотеля, пересекаем улицу, входим в бар «Медный поручень», заказываем пару пива «Будвайзер» и садимся за столик в углу. Пиво безвкусное, но игристое, пенистое и холодное, так что оно с легкостью делает свое дело, развязывая нам языки.
– Он, вероятно, возвращался к себе после визита к Дайане, – начинаю я.
– И наверное, под градусом.
– Может, мне следует ей позвонить.
– А ты хочешь?
– Нет. На что у меня имеется порядка восемнадцати причин. Нет, не хочу.
– Ну и не звони. Как мне представляется, это не самый удобный момент для неискренних сожалений и соболезнований.
– Я вовсе не хотел, чтобы этот малый умирал.
– Да неужели?
– Ну, может, хотел, чтобы он заболел. Или покалечился. Что угодно, чтоб убрать с его рожи эту похабную ухмылку. Но смерти я ему не желал.
– Ну что же, теперь он все равно мертв, совершенно, черт побери, мертв.
– И первое, что он сделал, оказавшись на той стороне, – это попытался отыскать меня.
– Звучит так, словно это было не его собственное решение.
– Ага. Это Безымянное ему помогало.
– Оно выбрало Уилла, чтобы поговорить с тобой. И что оно тебе сообщило?
Я не повторяю этих гнусностей насчет состояния здоровья Элейн, хотя еще раз отмечаю это в уме. Не из-за того, что это гнусность, но по той причине, что она была высказана с явным презрением и пренебрежением. Это означает, что за нами следят. А кроме того, указывает на еще одно, не менее значительное обстоятельство: О’Брайен, вероятно, была права, когда говорила, что меня наверняка выманили сюда, подальше от Нью-Йорка, чтобы лишить поддержки друга. В любом случае я уже в сотый раз за сегодняшний день чувствую благодарность ей за то, что она прилетела самолетом в Уичиту и присоединилась ко мне.
– Первой вообще-то выступила Тряпичная кукла, – говорю я. Это, конечно, ложь, но невинная. – А ты живи до времени, блаженная чета.
– Можешь не уточнять. Это Милтон.
– Кто ж еще?
– Почему именно эта строка? Она имела в виду тебя и Тэсс?
– Нет. Тебя и меня. Но тон был явно саркастический.
– Тебя и меня, – эхом повторяет Элейн, обхватывая себя руками.
– Это из четвертой книги поэмы. Сатана явился в Эдем и думает, планирует, как ему совратить Адама и Еву. Он жутко ревнует их ко всему тому, что они имеют – наслаждаются своими новыми телами, природой вокруг, божественной милостью. Вот он и говорит им, дескать, валяйте, развлекайтесь и наслаждайтесь, пока можете, потому что долго это не продлится. А ты живи до времени, блаженная чета. И кратким счастьем пользуйся, пока я не вернусь; последует затем твоих страданий долгая пора!
– Угроза.
– Несомненно. Но еще и шутка. Оно сравнивает нас с Адамом и Евой в райском саду.
– А мы вот здесь, в Луизиане. Двое людей среднего возраста, один разыскивает пропавшего ребенка, другая высыхает от болезни в терминальной стадии. Та еще парочка, безгрешная такая, просто прелесть.
– Однако в этом кое-что есть, – говорю я, внезапно воодушевляясь. – Кое-что такое, что мы могли бы использовать.
– И что это?
– Указание на тонкое эстетическое восприятие.
– Оно что, юморист?
– Нет, скорее, оно склонно к иронии. Оно всю дорогу цитирует канонический текст, шедевр поэтической формы, но с ироническим подтекстом. А это кое-что говорит о его личных качествах.
– Кому какое дело до его личных качеств?
– Мне. Приходится иметь их в виду.
Моя подруга откидывается на спинку стула, подносит к губам бутылку и с удивлением обнаруживает, что та пуста. Она машет рукой бармену и показывает ему два пальца, требуя добавки. Потом поправляется и добавляет еще два пальца.
