На Артура глянули запавшие, багровые волчьи глаза без ресниц. Верхняя челюсть Прохора успела отрасти вперед, загибалась над нижней, с желтых клыков текла розовая слюна, короткий сероватый волос покрывал лицо, плечи выгнулись, разорвав кафтан.
Спереди кафтан как-то странно раздулся, точно Озерник держал на животе подушку. Коваль настороженно обошел бывшего соратника по кругу, но пока не смог разглядеть, что у того творится с животом.
— Зачем ты сбежал? — спросил президент. — Ты только навредил своим родичам.
— Что ты можешь знать, насекомое… — лязгнул зубами колдун. — Ты дурак… веришь людишкам… Они тебя первые продадут…
— Вы получили максимум привилегий, — напомнил Артур. — Чего тебе не хватает? Чего ты просил у джинна?
Озерник отвернулся и всхлипнул.
— Убирайся, Демон, — глухо огрызнулся он. — Тебе никогда не проснуться по-настоящему. Ты служишь мерзким насекомым… Деды вначале думали, что ты понимаешь, что ты умный, раз проснулся в хрустальном гробу… — Озерник неудачно пошевелил рукой, из трещин в коже тут же брызнула кровь.
— Чего я не понимаю? Подскажи мне тогда… — Артур краем глаза следил за окошками домов. Его не оставляло ощущение, что в спину постоянно кто-то пялится.
— Не понимаешь, и не поймешь. Ты жил до Большой смерти, а теперь всех заставляешь жить так же.
Твои бывшие дружки Качальщики тебя уже ненавидят, скоро тебя возненавидят ковбои, когда у них перестанет родиться хлеб! Вонючие машины, паровики, снова нефть, снова химия… ты не понимаешь, что будущая жизнь — она в лесу. Будущее за Внуками, которых ты убиваешь. Твои псы растерзали Внуков на Ладоге, они охотятся за нами по всей стране. Дед правду говорит… — Колдун закашлялся, выплюнул розовый сгусток. — Сегодня ты нас обласкал, а завтра твои насекомые нас на вилы поднимут, за то что обращаться умеем, а остальных, кто для леса рожден, — тех сразу на костер…
Артур подошел чуть ближе и тут заметил синие, вспухшие предплечья, седую щетину на вытянутых скулах колдуна, пробивавшуюся сквозь шерсть, и резкий запах испражнений.
Озерник ходил под себя…
У Коваля внезапно словно включилось дополнительное зрение. Он поразился, как это сразу не заметил очевидного — Сына Прохора запаяли в золотую глыбу несколько дней назад, хотя они расстались недавно, наверху…
— Значит, вы продолжаете свои опыты? — устало поинтересовался президент. — Скрещиваете семя людское с семенем козликов и бычков? Что ты здесь-то искал?
Артур предпринял еще одну попытку заглянуть Прохору под нелепо свисающий живот, но черные губы Озерника приподнялись над клыками, вместо связной речи донеслось рычание. Впрочем, колдун быстро взял себя в руки.
— Мальцы… в бутылях… — Прохор скрипуче закашлялся. — Ты дурак… Кого ты слушаешь? Надо забрать мальцов, Дед умеет, Дед знает ворожбу…
— Он говорит об эмбрионах сетевых трансформаторов… — Голос из-за спины заставил Коваля подпрыгнуть. Сердце едва не выскочило между ребрами все-таки нервное напряжение было огромным.
Из сводчатой арки ближайшего «термитника» шагнул румяный старичок с козлиной бородкой, в пестренькой чалме и пестреньком же, долгополом узбекском халате. Тот же тембр голоса, что у «бабочки», только менее раскатисто и напыщенно.
— Ты… ты и есть Ху…
— Хувайлид, — любезно подсказал джинн. Его чалма была закручена совсем не так, как носят мусульмане, и вообще, обликом он скорее напоминал театрального актера, спустившегося с подмостков покурить. Невыразительные блеклые глазки, совершенно незапоминающееся личико, таких старичков до Большой смерти можно было встретить в каждой чайхане Ташкента.
— Если тебе удобнее, я вернусь к образу бабочки, — любезно предложил джинн.
— Э-э-э… нет, не стоит, мне так проще.
— Что тебе проще? — спросил Озерник. Он глядел на Коваля сбоку, до предела вывернув шею, покачиваясь в своей окаменевшей сгорбленной позе, а на джинна будто не обращал внимания.
— Оставайся Хоттабычем, — разрешил Коваль.
— Эй, с кем ты болтаешь?! — сорвался на визг колдун.
— Он что, не видит?
— Он нас не хочет видеть и слышать, — старик в халате встал прямо напротив искривленной морды Озерника. Тот выгибался назад, едва не ломая себе суставы, пытаясь следить за Ковалем. — Когда он устанет бороться со своими желаниями, могут вернуться зрение и слух. Иногда так случается.
