– Нешта, Варька, у тя в большой Чите все ему присягнули?
– Туда я тоже вернусь, – пообещал Коваль.
– Стой, погодь… – Бялко страдал от боли, потому плохо соображал. – А ежли я сам, того? Ну, своих уговорю, штоб уйти?
– Я заберу твою птицу, – Коваль указал на испуганного привязанного хищника, безуспешно пытающегося взлететь. Раненый хозяин пернатой почты потерял сознание, лежал посреди дороги, раскинув руки. – Это все, что меня в тебе интересует. Тебя и прочих бунтовщиков я буду судить по своим военным законам.
– С кем ты собрался воевать? – ошалел Бялко.
– Я уже воюю. Со всеми, – отрубил президент. – Со всеми, кто посягает на границы нашей страны. С теми, кто мешает мне налаживать жизнь.
– Ты – Белый царь, – атаман выплюнул кровавый сгусток. – Теперь верю… Прости, Варварушка, бес попутал. Прости дурного, а?
Бялко закрыл глаза. Варвара рассмеялась, закинула за спину обрез, отвесила вассалу звонкую пощечину, сплюнула и направилась к грузовику.
– Эй, слышь, – в спину Артуру пробурчал главарь разбойников. – Я не хотел, бог видит, не хотел.
– Буба, Лука, свяжите его и заберите к себе наверх, – приказал президент. – Он поедет с нами.
Артур вскочил на подножку. Вдоль обеих обочин тлели сгоревшие кусты. Слой жирной сажи покрывал дорогу. Телохранители атамана тащили за ноги обугленные трупы своих товарищей.
– Эй, куда вы меня? – заорал атаман.
– Я хотел дать тебе добрый совет, – сказал младшему Бялко Артур. – Ты уже большой мальчик, запомнишь. Пока ты жив, не пей больше, особенно из рук незнакомых дядек. Можешь получить заворот кишок, и я тебя спасать не стану.
– Эй, Кузнец, что ты задумал? – подскочила взъерошенная Варвара. – Ты-то куда?
– Заедем вместе ненадолго в вашу четвертую Читу, проверим как там дела.
– Слышь, Кузнец, это дела только мои, – замахала руками атаманша. – Мои парни за неделю соберут по деревням ополченцев, сами их прогонят. Тебя не касаемо…
– Ты ошибаешься, – холодно улыбнулся президент. – Ты слышала, как он меня назвал? Если я царь, то меня касается все.
Сегодня вечером Тулеев собирал родню на великое айха – жертвоприношение. В загоне жевал травку жирный черный баран, а женщины наготовили столько угощения, словно собирались веселиться целую неделю. Колесом ходили мальчишки, визжали девочки, вплетали друг другу цветные ленты в косички, хохотали пьяненькие уже тетки. На поляне мерилась силами молодежь, степенно прогуливались празднично одетые охотники.
Тоска и страх поочередно накатывали на Саяна, несмотря на светлый, солнечный день. Жутко принять смерть не от руки неприятеля, а от посланцев нижнего царства. Потому что это может быть вовсе не смерть, а кое-что похуже. Жаловаться некому, родственники и друзья испугаются еще больше, чем он, и праздничный тайлган будет испорчен.
За что ему такая напасть?
Тулеев к шестидесяти трем годам вырос до звания сильного шамана. Главное, что нужно, чтобы стать сильным шаманом, – это наличие удха, шаманского корня. Все трое Тулеевых, братья и младшая сестра, приняли дар по линии отца, и звалось это халуунай удха. Среди женщин в семье Тулеевых шаманок не встречалось, и других волшебных способностей тоже замечено не было. Сказывали, правда, что двоюродный дед Саяна по матери имел буудал удха, редкое и величественное посвящение от упавшего с неба огненного камня, но дед давно умер и ничем не смог бы помочь своему несчастному внуку.
Саян облачился в праздничный синий оргой, сшитый из шелка. На рукавах и груди позвякивали железные кони, змеи, птички и топорики. На голову нацепил малгай с околышем из медвежьего меха, а сверху – рогатую корону майхабшу, вырезанную из кожи оленя. На короне громыхали подвешенные колокольчики и птичьи онгоны. Мальчику Саян поручил нести бубен с колотушкой, а сам взял нефритовое зеркало-толи, кортик и лучший из хууров, со свежей жилой и глубоким звучанием.
Его руки чисто механически выполняли привычные движения, а мысли блуждали далеко. Кому он причинил зло? Следовало обязательно вспомнить до того, как баран понесет его в страну духов. Сегодня он впервые обратится с просьбой к самому властителю мертвых. Нельзя иметь врагов, нельзя…
