Адрамалик чуть ли не физически ощутил растерянность всадников вокруг и мимолетную волну сомнения — скорее воображаемую, чем реальную, — но уже не было смысла уделять этому какое-либо внимание.
За краткое мгновение перед броском на оборонительный вал перед магистром вдруг как будто распахнулась пасть гигантской, лежащей на животе абиссали с длинными огненными зубами. А в следующее мгновение эти зубы уже вырвались из пасти и, метнувшись навстречу наступавшим, вонзились в душезверей. Взамен вылетевшим из рук душевоинов дротикам тут же вырастали новые и неслись вслед уже выпущенным. Оранжевые молнии зарывались в тела скакунов, исчезали и тут же разрывали их на части. Звери бились в агонии, сбрасывая всадников, крики боли поднялись над полем боя. А души-центурионы за стеной рявкали команды, направляя слепые руки в сторону целей.
«Этого не может быть! — лихорадочно думал Адрамалик, сжимая челюсти и разворачивая скакуна. — Мы должны были одолеть стену и опрокинуть врага!» Он ощутил странную смесь гнева и разочарования. Гнев он выместил тут же, на своем душезвере, колотя его по голове рукоятью сабли. «Фуркас! Проклятый пиромант, это все его проделки!»
Строй всадников Молоха смешался. О преодолении стены не могло теперь быть и речи, не говоря уж о битве с врагом. Тела душезверей сталкивались друг с другом и с прогибающейся стеной, даже развернуться в такой ситуации было невероятно сложно.
Теряя демонов и душезверей, всадники все же смогли выстроиться. Краем глаза магистр успел заметить, что стена хоть слегка и пострадала, но стоит по-прежнему надежно.
Красный командный глиф взмыл ввысь и раскололся на дюжину меньших. Это был приказ отступить и перегруппироваться.
Среди хаоса Адрамалик искал источник приказа. Молоха он нашел в отдалении, узнав по сверкающей короне символов. Его окружала такая же круговерть всадников, он так же, как и все, разворачивался, и Адрамалик мог только представить, какая ярость бушует сейчас внутри придзархима. То, что генерал, несмотря на всю свою храбрость и свирепость, попал впросак из-за такой простой уловки, говорило очень много как о нем, так и о Саргатане. Однако ненависть магистра к этому полубогу была столь сильна, что, даже когда кавалерия стала восстанавливать хотя бы подобие порядка, он получил от этого бесславного отступления какое-то иронично-горькое удовольствие. Неважно, в любимчиках ходил генерал или нет, но после этого дня он немало выслушает от Вельзевула.
Огненные дротики теперь свистели над головой Адрамалика, поражая задние ряды, занявшие место передних. Те, начав разворачиваться еще до приказа, панически скакали к лагерю разрозненными группами и неожиданно столкнулись нос к носу с наступавшими пешими легионами. Адрамалик видел, как дротики отрывают у демонов головы, пронзают тела, разрывают их на куски. Кавалерия сильно поредела, но он понимал, что сейчас легионы, шагающие им навстречу, в полной мере ощутят удар запаниковавших эскадронов. Адрамалик видел, как его рыцари принялись поспешно выкрикивать команды, заставляя всадников развернуться, но было уже слишком поздно…
В тысяче шагов от стены верховая и пешая массы сошлись, и пешие, конечно же, пострадали от этой сечи гораздо больше. Отчаянно пытаясь спастись от своей же кавалерии, стройные легионы Молоха смешались, легионеры исчезали под ногами бешено летящих скакунов. Душезверь Адрамалика неистово крутился, пока всадник не вонзил ему в бока похожие на рога носки своих ступней, чтобы хоть как-то удержаться. Зверь взревел и затряс головой.
Хаос этот длился столько, сколько понадобилось Молоху, чтобы понять: последствия его окажутся разрушительными, если он не предпримет хоть что-нибудь.
Адрамалик ждал приказа и, когда полетел в небо глиф, без колебания поднял клинок и всадил раскаленное лезвие в череп своего душезверя. Шумно выдохнув, тот рухнул, и Адрамалик не ощутил далее следа жалости или чего-то подобного. Эти скакуны были всего лишь душами, кожаными мешками, их создавали, чтобы использовать и уничтожать. «Абиссали заберут», — подумал он, выбираясь из седла, и пошел прочь.
