Саргатан положил на плечо друга когтистую руку:
— Забудь, всё в прошлом. Теперь ты здесь и здесь можешь остаться.
Валефар легко вскинул на плечо свой футляр и раздвинул обожженные костяные пластины лица в широкую ухмылку.
Вместе они спустились с горы. Проходя мимо Халфаса, Саргатан кивнул ему, и тот принялся скатывать планы в рулон — дворец мог и подождать.
Элигор видел, что прибытие Валефара как будто вернуло его господину некое равновесие, словно к нему вернулось что-то недостававшее. Хотя Низвержение сильно изменило обоих, все равно любой демон мог по-прежнему легко представить, какими они были до Великой битвы. Теперь Саргатан стал носить свой угрожающий кокон плоти с большей легкостью. А Валефар, полностью сознавая свою подчиненную роль, отлично умел вырвать господина из хватки мрачных дум. Валефар всегда казался Элигору слишком радостным, легким — таким было не место в Аду.
ДИС
Люцифер пропал.
По всем рассказам, Низвержение его было самым впечатляющим. Те, кто мог вспомнить о нем, говорили, что, когда он упал, осветилось все небо, а вся поверхность Ада вспыхнула и пошла трещинами. Вот только никто не смог найти место его падения.
«Где? Куда он подевался?» — в который раз задавался вопросом Адрамалик. От этой мысли никуда было не деться, и он, оставаясь один, вымеряя шагами промозглые коридоры огромной горы, бывшей цитаделью Вельзевула, возвращался к ней постоянно. Магистр выходил к верхним бойницам башни, на две сотни пядей выше остальных, обшаривал глазами кровли Диса и снова сосредоточивался на этом проклятом вопросе. Задавать его вслух повелитель Преисподней, великий лорд Вельзевул, не позволял никому.
Когда находилось свободное время, Адрамалик часто проводил его здесь, наблюдая за столбами жирного дыма, за пульсирующими молниями и нависающими над Дисом тучами. Город этот являл собой квинтэссенцию Ада. Он возник сразу после Низвержения, первым, рос с тех пор неудержимо и безостановочно, его кубические здания словно почковались, а извилистым переулкам и забитым улицам не было числа. Адрамалик часами разглядывал это хитросплетение, и оно напоминало ему раковую опухоль, распустившую метастазы по мертвой поверхности Ада. Он направил взгляд вниз, к подножию крепости. Там ютились низенькие хижины, зажатые между грандиозными правительственными постройками. Но все они как будто старались отгородиться, отпрянуть подальше от возвышавшейся над ними цитадели Вельзевула. Да так оно и было. И Адрамалику даже нравилось такое явное проявление страха перед властью. Власть… «Но куда же исчез Люцифер?»
В отсутствие Люцифера бразды правления, само собой, принял его лучший генерал. Вельзевул, говорили некоторые — и Адрамалик им не возражал, после Низвержения стал странным существом, вобравшим в себя бесчисленные останки ангелов, которые не сумели добраться до Ада целыми. Он поглотил их, трансформировал павших в мириады мух, которые и составляли теперь его тело. Случай в Аду невиданный, да и нигде не виданный. Не было недостатка в мудрецах, полагавших, что воцарение Вельзевула — часть хитроумного плана самого Люцифера. Потому решения и привычки нынешнего повелителя Преисподней под вопрос никто не ставил, как бы ни разнились они с поведением, обычным для других архидемонов. Способности его тоже никогда никем не оспаривались.
Адрамалик уверенно ориентировался в путанице внутренних артерий громадной, почти как сам город, крепости. Толща хладной плоти полностью закрыла крепость сверху, а магистр редко выглядывал наружу — только когда бывал на верхних этажах или когда его посылали на какое-нибудь задание. Впрочем, все, что оставалось снаружи, мало его волновало. К своей роли верховного магистра Ордена Мухи он относился всерьез и рассматривал все с точки зрения полезности для своего господина. Орден охранял Вельзевула, а потому пользовался множеством неслыханных в Аду льгот. Взамен его члены были глазами и ушами повелителя, как в самой цитадели, так и в городе.
Дворец повелителя был источен множеством темных закоулков и потайных лазов, это создавало благодатную почву для роста всяческих интриг и страхов. И это же делало работу Адрамалика трудной, но одновременно крайне увлекательной. В причудливой формы залах дворца царили полумрак, сырость и какая-то болезненность, причем внутренности крепости состояли не из привычных уже в Аду кирпичей-душ, а из расширенных вен и растянутых артерий, которые вели в маленькие, холодные, темные клетушки, похожие на внутренности огромных органов. В неровностях пола постоянно скапливалась какая-то жижа, а предметы обстановки, скудные и невыразительные, часто были липкими на ощупь. Многочисленные придворные, вынужденные обитать в этой плоти, переговаривались между собой негромко, они понимали: все это — цена, которую приходится платить за близость к правителю Ада.
