— Да, но закончится это все равно быстрее, чем нам нужно, — так же тихо откликнулся Див, корчась от боли и выковыривая кусок пемзы, застрявший между отростками его «ног». — А, вот так — лучше!
— Мы не справимся. Нужны еще руки. Мы этот камень год будем тащить.
— А мне какая разница? — Див почесал ногу.
— Да мне тоже никакой. Но у них-то все распланировано. Слишком частые перерывы привлекут внимание. А отвечать придется нам.
Они оба понимали, о чем речь. Хани втолкнул поглубже высунувшийся было из левого бока край черной сферы. Души называли ее «Бременем». Чем больше они выдыхались, тем больше раздражались надсмотрщики, отчего сфера начинала причинять мученикам все более острую боль.
— Да наплевать, — проворчал Див, но Хани понимал, это — всего лишь ленивая бравада и ничего больше.
Хани подумал, стоит ли обсуждать то, что так и просилось сорваться с языка. Было опасно посвящать в свои секреты кого-либо, последствия могли оказаться полной неожиданностью. Но что-то заставляло его поделиться этим, донести до других полученное им послание.
— Помнишь, я о своих видениях рассказывал?
— Попробуй не запомнить! Все знают, когда они у тебя бывают. Что, все чаще посещают?
Хани почувствовал тревогу: если все так очевидно для душ, не знают ли о его тайне и надсмотрщики?
— Пожалуй… Я, кажется, знаю, откуда они.
Смахнув пепел с заживающих рук, Хани полез в разрез в правом боку — туда, где под ребрами образовался маленький карман из плоти. Нервно перевел взгляд с Дива на демона-надсмотрщика и обратно. Тут лучше никому ничего не показывать. Душа эта — далеко не из самых умных, но и не самая тупая. В Аду ум — штука редкая, и он — настоящее несчастье, увеличительное стекло для страданий и потерь, усугубляющее боль, смягченную для тупых их неспособностью понять. Большинство душ здесь, как давным-давно заметил Хани, пребывало в каком-то постоянном трансе, словно под толстым покровом отупения. Ему повезло оказаться другим. А может, в этом-то всегдашняя удача от него, наоборот, отвернулась.
Хани приподнял руку и уставился на зажатый в ней предмет. И сразу вспомнил, как стал владельцем этой вещи. Он плелся тогда с рабочей командой по улице Огненных Слез. Вокруг было множество прохожих. А она шла навстречу — одна, одетая в необычно бледные и гладкие выдубленные дорожные шкуры. Они встретились глазами, и она, явно специально столкнувшись с ним, впихнула в его ладонь эту вещицу. Сначала он опешил, а потом страшно испугался. И стал украдкой смотреть по сторонам, желая убедиться, что никто ничего не заметил.
Какое-то время он потом шел, не отваживаясь взглянуть, что у него в руке. Когда же наконец улучил момент и посмотрел, то чуть не задохнулся. И нервно выругался. Это была изысканно выполненная костяная фигурка прекрасной женщины с птичьими лапами вместо ступней. Точеные черты лица, совершенные отполированные груди, даже крохотные чешуйки на ногах — все было сделано с невероятной тщательностью. Кто это? И почему именно он стал обладателем этого изображения?
Подобные вопросы тревожили его все чаще с тех самых пор, как во время работы в его сознании стали прихотливо виться странные образы. Все началось с видения лица — белого, цвета отполированной кости, такого красивого и спокойного, с легким намеком на улыбку. Потом эти мимолетные видения все больше расцветали, преследовали Хани целыми днями, отвлекая, порой подставляя под удары надсмотрщиков. Сквозь мерзость реальности он видел образ своей Белой Госпожи — так он ее назвал — в странном просторном зале. Она сидела между двумя жуткого вида безглазыми чудовищами, окруженная бесчисленными коленопреклоненными душами. Где она, что за звери рядом? А души? И почему сам он стоит среди них, не преклоняя колен? Он хочет опуститься перед ней, повинуясь восторгу обожания, любви, но что-то мешает, не дает отдаться этому полностью. Однажды Хани так расстроился из-за этого, что, когда никто не видел, смочил кончики пальцев своими слезами и втер их в фигурку, воздав ей молчаливую хвалу.
Была в этих видениях еще одна особенность, которую он объяснить не мог, — нечто за пределами этого странного послания надежды. Дело в том, что они вселяли в него невероятное чувство… уверенности в себе. Хани тогда думал, есть ли еще более неподходящее ощущение для души в Аду. И эти чувства стали преследовать его именно после появления маленькой костяной фигурки. После многих веков одуряющей разум монотонности новые чувства захватили его полностью.
