- А!? Нет, нет. Конечно стремления важней.
- Вот и ладно, - улыбнулась женщина, после чего решила представиться, - я - Геосати, Верховная жрица Богини Изиды. Вам нет нужды называть себя. Вы хорошо мне знакомы ... оба, - она нарочно сделала ударение на последнем слове, взглянув при этом на Джонатана.
Пирс понял, что его и Александру, как минимум, приравняли, но главное - он ощутил, что фактически лишен возможности говорить и вообще выдавать какую-либо информацию наружу. Нет, он конечно мог молвить что-нибудь эдакое, но это что-нибудь - даже наиквинтэссенция его мыслей - прозвучало бы здесь, как звук падающего пустого ведра - тупой, неритмичный и неожиданно-резкий стук. Потом за это пришлось бы краснеть, а Пирс этого не любил.
Все, что его окружало было невероятным, почти невозможным, и оно позволяло только внимать и молчать. Молчала и Саша, но как-то по другому, не ощущая своей ограниченности, а такая же, как когда-то на лекциях - красивая, восхищенная и ... мудрая.
Геосати откликнулась на мысли Пирса:
- Я рада, что вы сами понимаете разницу в эволюционных ступнях. Это облегчает и мою задачу, и вашу миссию. Собственно, вы оказались здесь, потому что пришла пора нашего сотрудничества с вами обоими, ибо вы теперь неразрывны, и кроме того вся Земля сейчас зависит от нашего взаимопонимания. Следуйте за мной.
Путешественники все так же молча повиновались. Пройдя по более широким коридорам, чем прежде, они оказались в огромной пещере, размеры и обстановка которой потрясли их. Не обратив никакого внимания на изваяния Озириса и Анубиса, они даже не глянули на саркофаг, венчавший центр огромного грота.
Заворожено смотрели они в дальний конец зала. Там, в глубине возвышалась огромная статуя Изиды, лицо которой было открыто. Сам этот факт был шоком для Пирса. В голове пульсировала древняя надпись, сделанная на одной из статуй Алой Ведьмы: "Никто из смертных не приподнимал Моего покрывала", но здесь-то вообще покрывала не было, а это могло означать... бессмертие. Он больше ничего не видел вокруг себя, он не видел даже того, что тело Богини будто бы живо и сияет разными оттенками, соответствующих чакрам, которые на дальнем радиусе сливались в единую ауру фиолетового цвета.
Пирс смотрел в Ее лицо. Никакая земная красота не могла сравниться с ним, да и дело было не в красоте (что красота! - форма), дело было в том, что лицо будто звенело, издавая чистейший, мелодичный, всепроникающий звук. Пирс ощутил, что какая-то часть его существа сопротивляется, защищается от этого звука, но магнит был столь велик, что он пересилил эти, не лучшие черты земного человека, и тут же все в нем запело эту ноту необычайной красоты.
Он почувствовал потребность взлететь и оказаться рядом с этим лицом. Не понимая как, он догадался, что ему это удалось, и теперь вся пещера плыла под ним, а он купался в свете и звуке, излучаемыми головой статуи.
Рядом оказалась Саша. Он увидел, что и она наполнена ликованием. От нее тоже исходил нежный, обволакивающий свет и звук, и он, полностью отключившись от восприятия окружающего мира, приблизился к ней в полете и погрузил в ее зрачки свой взгляд. Прикоснувшись к рукам женщины, Пирс испытал легкий электрический разряд, проникший в него тонкой ниточкой сладкого наслаждения. Он повторил свое движение и разряд повторился.
Вновь и вновь прикасаясь к ее рукам, плечам, шее он ощутил как нота, ранее прозвучавшая в нем, набирает силу и мощь. Ее внутренний ритм увеличился, и тогда Джонатан привлек Сашу к себе. Что-то кипело и бурлило, звенело и переливалось цветами, где-то набатом нарастал пульс, и двое - в пещере? на Земле? в Космосе? - в такт ему осыпали друг друга поцелуями.
Что ж, миг долгожданный единства! Только ты ценен в любви, только ты, о котором знают лишь двое, ты, к которому идут годами не спеша, не внимая легкомысленным инстинктам насыщения сиюминутным, жалким, мгновенным, от которых неловко и не нужно ..., ничего не нужно потом. Но ты - благословенный миг не знаешь слова "потом", ибо становишься навсегда одним, единственным, неповторимым и вечно длящимся в слияние двух сердец. Именно тебя пестуют и строят годами, во имя тебя терпят и ждут, отбрасывают и принимают, лепят себя из глины другого. Только терпение, любовь и мудрость ведут к тебе по острию равновесия: не навредить, не оскорбить, не нарушить, но помочь и дать руку свою во имя тебя, миг долгожданный единства.
