Этим разрешением Демидов воспользовался немедленно. Возможно, нам известны не все ранние его приобретения такого рода. Но совершенно точно, что в 1700— 1702 годах он пятью покупками приобрел 35 четей земли и 14 душ крестьян в деревне Понарьиной соседнего с Тульским Крапивенского уезда. Они обошлись ему в 90 рублей 80 копеек[75]. Благословенная древность, когда масштабы подобных сделок были таковы, что стороны учитывали копейки…
За что же такая щедрость царя, в общем-то не склонного осыпать подданных подобными милостями? Содержащееся в указе 1701 года обоснование пожалования коротко и исчерпывающе ясно: «…за ево знатную службу, что он построил новые железные заводы своими деньгами и проторми бе[з] споможенья и дачи дворцовых крестьян, как преж сего давали к таким же заводам в разных местех и в город ех иноземцом, и что он при иноземцах, которым многие дворцовые крестьяне к заводам даны, у железа и у всяких воинских железных припасов цены убавил…»[76]
Впоследствии общим местом станет утверждение, что Демидов поставлял казне продукцию по ценам существенно ниже других заводчиков. Утверждать, что это было всегда и касалось всех видов продукции, не приходится. В отдельных случаях восторги обоснованы, в других — преувеличены. Будь демидовская цена в сравнении с предлагаемой другими поставщиками значительно ниже, казна, покупавшая и у них, заставила бы ее сбить — у нее имелись рычаги воздействия на строптивых. Вместе с тем очевидно, что Никита очень умело манипулировал и ценами, и всем другим, что касалось работы по заказам казны (как и чем — ниже). И в большинстве случаев добивался того, что им были довольны. Это и отразил цитированный указ.
Указ от 18 января 1701 года — высшая точка успехов Демидова в тульский период истории его хозяйства. Совсем скоро, всего через полгода, привилегия рубки засечного леса будет у него отнята, что существенно изменит его представления о перспективах развития бизнеса в центре европейской части России и на Урале.
Родственное окружение Демидовых
Город, где превратившиеся в Демидовых Антюфеевы рождались и жили, выступал не только пространственной средой, в которой они трудились. Первые три их поколения тесно связаны с жителями Тулы через браки. Родственники и свойственники — ближайшее окружение заводчиков, без знакомства с которым невозможно представить атмосферу, которая их выковала и закалила. Они были естественной их опорой в бизнесе, именно с ними они достигли тех высот, благодаря которым остались в памяти поколений. Те же, что состояли у Демидовых на службе (немало было и таких), в некоторой степени могут считаться соавторами их достижений.
Родственное окружение Демидовых в первых поколениях этого рода составляли исключительно туляне. Они представляли две основные группы населения: оружейников и посадских. К сожалению, родственные фамилии поколения Никиты нам неизвестны. Но брачные связи его детей изучены хорошо.
Акинфий Демидов своими браками — первым, с Авдотьей Тарасовной Коробковой, и вторым, с Афимьей Ивановной Пальцовой, — соединил Демидовых сразу с двумя фамилиями тульского посада.
Тарас (Тараско) Панкратьевич Коробков, возможный тесть Акинфия, отмечен писцовой книгой Тулы 1685 и 1686 годов. Он и его братья Елисейко, Карпушка и Мишка упомянуты в ней в сопровождении прилагательного «кодошевец»[77], что указывает или на их профессию, или, скорее, на связь с московской Кадашевской слободой, население которой составляли казенные кадаши (ткачи). Впрочем, утверждать, что корни Коробковых находятся в Москве, преждевременно. Карп Панкратьевич Коробков (вероятный брат Тараса) в качестве «засецкого земляного валу сторожа» присутствует в сметной росписи Тулы 1669 года[78]. В первой четверти XVIII столетия несколько Коробковых неизменно остаются в составе тульского посада. Так, в 1726 году их (взрослых мужчин) было в нем шестеро[79]. Коробковы торгуют в рядах[80], среди прочих торговцев заметно не выделяясь. Впрочем, один из них в 1722 году становится посадским старостой, а они избирались из лиц с достатком выше среднего. Отношения между родственными семьями разные, в том числе и напряженные (один Коробков, Илья Прокофьевич, напившись пьяным, бранится и грозит: «…я де их, своих родственников Корабковых, разорю всех»)
