Жизнь шла своим чередом: Джулия росла, и у нее уже вот-вот должны были прорезаться первые зубки; цена на медь упала до шестидесяти семи фунтов, в результате чего закрылись еще две шахты; в Париже начались бунты, в провинции – голод; Джеффри Чарльз Полдарк наконец-то переболел корью; наполовину безумный король считал мух, а приставленные к нему врачи с трудом могли уследить за его расчетами.
Пришло время Демельзе написать свое письмо. Она сделала это очень старательно и далеко не с первой попытки.
Дорогой капитан Блейми!
Будьте так любезны встретится с нами в шолковой лавке госпожи Треласк на Кенвин-стрит днем 20 октября. Верити не будет знать, и я прошу претворится будто все вышло случайно.
Сэр, со всем уважением Ваш друг и слуга,
Демельза Полдарк
Демельзу несколько смущала последняя фраза, но она списала ее из письмовника, который позаимствовала у Верити, а потому решила оставить все как есть.
Лобб, почтальон, должен был зайти на следующий день. Демельза еще раз пятнадцать перечитала свое послание, запечатала его и решительно вывела адрес: «Капитану Блейми, Контора пакетботов, Фалмуст».
До назначенной даты оставалась еще неделя, а за это время всякое могло произойти. Демельза предусмотрительно взяла с Верити обещание съездить с ней в Труро за новым плащом на зиму, якобы ей был нужен совет.
Она спускалась по долине со свежей газетой под мышкой, а Гаррик, громко чавкая, путался у хозяйки под ногами, когда вдруг заметила, что наперерез ей идет Керен Дэниэл.
Эта земля принадлежала Россу. Джошуа хотел обозначить границы своих владений каменными столбами, но оставил эту затею. Все и так знали, что долина Нампары – частная собственность, и тридцать-сорок арендаторов домов не заходили на эту территорию без специального приглашения.
Но Керен, конечно, ничего об этом не знала.
В то утро она вышла из дома с непокрытой головой и в платье из тонкой ярко-красной ткани с зеленым пояском, которое она прихватила из реквизита бродячей труппы. Такое платье всегда притягивает взгляды мужчин и вызывает пересуды среди женщин. Ветер развевал кудри Керен и подчеркивал округлости ее фигуры.
– Доброе утро, – поздоровалась Демельза.
– Доброе, – отозвалась Керен и окинула ее оценивающим взглядом. – Ну и ветрище! Терпеть не могу ветер. У вас тут всегда так?
– Почти, – сказала Демельза. – А я вот люблю ветерок. Он уносит запахи прочь, и все становится таким новым и свежим. Погода без ветра тяжелая, что хлеб без дрожжей. А вы за покупками ходили?
Керен искоса глянула на собеседницу, пытаясь понять, что у той на уме, но не преуспела, а затем посмотрела на свою корзину и кивнула:
– Да, в Сол. Жалкая деревушка. Вы, небось, в Труро отовариваетесь?
– О, я люблю делать покупки у тетушки Мэри Роджерс, когда выпадает такая возможность. Она очень добрая и смелая, хоть и толстая. Я столько историй могу вам про нее рассказать…
Однако Керен не проявила интереса.
– А уж какие в Соле вкусные сардины, – продолжила Демельза. – Таких во всей Англии не найдешь. Правда, нынче выдался на редкость неудачный рыболовный сезон, не то что в прошлом году. Тогда богатый улов позволил местным продержаться всю зиму. Даже не представляю, что они будут делать в этом году.
– Миссис Полдарк, а вам не кажется, что Марк достоин чего-то большего, чем быть простым шахтером? – вдруг спросила Керен.
Демельзу этот вопрос застал врасплох.
– Да, возможно. Мне это как-то в голову не приходило.
– Подобное никому в голову не приходило. Но вы только посмотрите на него. Марк силен как бык, умен и трудолюбив. Однако Грамблер – это тупик. Марк так и будет там работать за нищенскую зарплату, пока не состарится и не превратится в инвалида, как его отец. И что тогда с нами станет?
– Я не знала, что вы бедствуете, – ответила Демельза. – Я думала, Марк хорошо зарабатывает. Он ведь вольный рудокоп?
– Его заработка только на еду и хватает.
Демельза заметила, что на холме появился всадник.
– Я сама из шахтерской семьи, – сказала она. – Мой отец тоже вольный рудокоп, как и Марк. Он до сих пор работает и неплохо получает. Конечно, по-всякому бывало… Мы бы хорошо жили, если бы отец не спускал все в кабаках. Но ведь Марк-то не пьет?
