– Эй, Марк!
Голова его стукнулась о лавку, он стал дышать не так ровно, однако не проснулся.
Керен встала и сверху вниз посмотрела на Марка. Злость уступила место презрению. Он был ничем не лучше Таппера. Развалился здесь как дурак. За кого она вышла замуж? За мужчину, который в первую брачную ночь даже на секунду не возбудился и дрыхнет без задних ног? Керен стало обидно. Она даже почувствовала себя оскорбленной.
Что ж, это его выбор. Она тут ни при чем. Хочет валяться на полу, как здоровенный черный кобель, – на здоровье. Ему же хуже, а она от этого ничего не потеряла, наоборот… Пусть себе спит. Керен хихикнула, а потом, осознав весь комизм положения, рассмеялась. И медленно прошла в другую комнату. Только теперь смех ее стал тише, потому что она уже больше не хотела разбудить Марка.
Во время своего визита в строящийся дом Марка Росс тоже заприметил ту башенку среди деревьев. Это был один из домиков привратников в Мингусе. Не в самом лучшем состоянии, но там еще оставались пригодные для жилья комнаты, и у Росса появилась идея.
Он решил посоветоваться с Хорасом Тренеглосом, который теперь, когда шахта начала приносить прибыль, регулярно пешим ходом наведывался туда с инспекцией.
– Кто такой этот Дуайт Энис? – громко переспросил глуховатый Тренеглос. – Вы считаете, он стоит таких авансов? По-вашему, это достаточно опытный врач?
– Энис любит свое дело, он парень умный и трудолюбивый. Молодежь стоит поощрять, а Чоук, после того как я с ним повздорил, не желает у нас работать.
Мистер Тренеглос придержал шляпу.
– Жаль, что мы не нашли жилу в более спокойном месте, – сказал он. – Здесь всегда так ветрено. Я, как вы знаете, не очень-то жалую медиков, хоть молодых, хоть старых. Но я готов пойти вам навстречу. Если дом привратника устроит этого юношу, может жить там за номинальную плату, только чтобы покрыть расходы на ремонт.
Спустя две недели в Труро состоялись торги, на которые с Уил-Лежер послали две партии руды. Росс приехал в город пораньше, чтобы успеть заглянуть к Паско до начала аукциона. Дуайта Эниса он не застал и оставил ему записку.
К этому времени агенты медеплавильных компаний уже осмотрели, опробовали и обсудили образцы руды. Делать предложение о покупке могли только несколько компаний. На этих торгах не было вульгарного ажиотажа, как на обычных аукционах, где один покупатель вынуждает другого повышать ставку, заявляя цену выше той, которую он готов был заплатить. Вместо этого каждая компания подавала свое предложение в письменном виде. Председательствующий зачитывал их, и партия меди доставалась тому, кто предложил самую высокую цену.
В тот день торги проходили даже хуже, чем в последний раз. Часть руды ушла вдвое дешевле своей реальной цены. У компаний так было заведено: если они не хотели приобретать какую-нибудь партию сырья, кто-нибудь из них все равно делал минимальную ставку, и чаще всего остальные следовали его примеру. Таким образом, низкие ставки определяли торги, что означало большие убытки для шахт, а при нынешнем состоянии дел ни одна шахта не могла позволить себе такое.
После торгов руководители шахт всегда устраивали большой обед в гостинице. Покупатели и продавцы – или, как их с мрачным юмором назвал один весельчак, львы и овцы – сидели за одним столом. В этот раз недостаток доброжелательности между гостями был особенно заметен. Росс удивился, увидев на торгах Фрэнсиса: обычно Грамблер представлял управляющий. Это было верным признаком того, что кузен из последних сил пытается удержать свою шахту на больших, но очень неуклюжих ногах.
Сегодня Фрэнсис, несмотря на внешнее спокойствие, казался измученным и каким-то отстраненным, словно его терзали демоны, прятавшиеся в самых дальних уголках сознания.
Слева от Росса сидел Ричард Тонкин – управляющий и один из акционеров «Объединенных шахт», крупнейшего производителя олова и меди в графстве.
– Полагаю, вам удалось достичь определенного прогресса с вашим проектом, – сказал он Россу, когда обед был в самом разгаре.
– Вы о расширении Уил-Лежер? – не понял Росс.
Тонкин улыбнулся:
