Кметы в драных свитках, нагруженные вязанками хвороста, с поклонами посторонились. Лес кончился, дорога вышла на простор долины, нарезанной каменными изгородями на распаханные участки. Скальный мыс выдавался из лесистого склона, как нос корабля. Из отвесных стен в диагональных пластах известняка и песчаника вырастал, как их прямое продолжение, Леденицкий замок.
Древний донжон возвышался на самом острие мыса. Редкие бойницы чернели в его песчаниковых стенах, над зубчатым парапетом верхней площадки развевался бело-синий флаг. Стены более новой постройки отходили от донжона, увенчанные фахверковой галереей под черепичной кровлей. Над коньком торчали колпаки дымоходов, ветер срывал с них курящиеся дымки.
— Продолжайте, — сказал Морбонд. Его, как видно, заметили в замке — на всю долину заревела сигнальная трембита, послышались голоса, скрип воротов, лязг мостовых цепей.
— Понимает ли ваша милость, насколько опасные сведения мы держим в руках? Когда его величество узнает, что машина алмехаников подвела, да ещё и в таком важном деле Арродеса… — Гренцлин замолчал, давая барону возможность самому прийти к выводу.
— Гильдии конец?
— Именно, ваша милость. И потому, полагаю, как только алмеханики узнают о происшествии в Летней башне, наши жизни повиснут на волоске. И в первую голову — жизнь того, кто возглавляет расследование.
Барон повернулся к Гренцлину.
— Вы пытаетесь меня запугать?
— Никоим образом, ваша милость. Просто хочу, чтобы вы лучше понимали положение.
— Благодарю, я понял. И я не отступлю. Пока не выявлена бесспорная измена, это дело в моей юрисдикции, и вы его не получите.
— Это законное право вашей милости, — сказал Гренцлин безразлично. — Но вы позволите мне — как советнику и помощнику, не более того — порекомендовать вам некоторые первоочередные меры?
— Слушаю вас, господин коллежский адъютор.
Они уже подъезжали к опущенному мосту замка, навстречу выбегали гайдуки в белых и синих полукафтаньях.
— Завтра или послезавтра приедет мейстер Суэво, алмеханик. Для всех нас жизненно важно, чтобы его величество всё узнал раньше него. Предлагаю вашей милости послать самого быстрого курьера в Винден, к провинц-куратору Клогге. У него есть почтовые голуби из личной голубятни его величества. Весть дойдёт до короля в тот же день.
— Благодарю, так и сделаю. Но вы должны будете показать мне письмо.
— Конечно, ваша милость. Оно никуда не уйдёт без вашей подписи и печати.
Вслед за бароном Гренцлин спешился. Подскочивший гайдук принял у него узду. Из-под воротной башни выходила молодая женщина, кутаясь в заячий полушубок поверх роброна из горчичного цвета камки. Сквозняк трепал выбившийся из пышной причёски локон светлых волос, щёки разрумянились от холода. В твёрдости и целеустремлённости её походки было что-то мужское, и это контрастировало с тонкостью затянутой в корсет талии, с фарфоровой белизной кожи. Придерживая узкой рукой в перстнях ворот незастёгнутого полушубка, женщина остановилась перед Морбондом и присела в реверансе.
— Господин барон…
— Госпожа баронесса… — Морбонд галантно взял жену за руку, поднял из приседа, запечатлел на пальцах поцелуй. — Позвольте представить нашего гостя, инвестигатора Тайной коллегии, коллежского адъютора… Гренцлина, если не ошибаюсь?
Баронесса перевела на Гренцлина взгляд. Её голубые глаза казались синими в тени длинных ресниц. Она улыбнулась и грациозно протянула руку к его губам.
— Севенна, баронесса Морбонд, урождённая графиня Тленикс. — Её пальцы подрагивали от холода. — Счастлива принимать в нашем доме доблестного слугу короля.
Гренцлин смутился. В тоне баронессы не было ни следа презрения к нему, «чёрному фазану», грязному шпику, разнюхивателю чужих тайн. Впервые в его жизни знатная дама приветствовала его как равного, как обычного королевского офицера. Конечно, он понимал, что за этим не кроется никакого особого отношения — Севенна попросту не знала, кто он такой, что такое Тайная коллегия и как к ней принято относиться у людей чести; ей забыли это объяснить, и подтекст в словах мужа ускользнул от неё. Гренцлин знал её печальную предысторию, он всё понимал, но всё-таки его до глубины души поразило, что прекрасная благородная дама заговорила с ним как с человеком… а Севенна Морбонд была прекрасна, теперь он видел это ясно как день. Поднесённая Гренцлину рука чуть вздрагивала в воздухе. Он спохватился, в почтительном поклоне схватил холодную хрупкую ладонь, коснулся губами пальцев, слабо пахнущих мятой.
