И тут тьма неожиданно исчезла. Найл сознавал, что глаза у него закрыты, тем не менее, казалось, что это не так. Он словно брел через красноватую дымку, а когда напряг чутье, картина проступила так же ясно, как при дневном свете. Он различал над собой толстое одеяло из туч и ущербную луну, плывущую по небу. Видно было, как далеко внизу пучатся волны. Дальнейшее усилие дало даже проникнуть в пучину вод и почувствовать дно – такая же бездна, что и высота над морем, даже расстояние примерно то же.
Найл почувствовал, и двух других порифидов, что на соседних шарах: их энергетические «нити» неуловимо переплетались с нитями, исходящими от него самого. Теперь понятно, отчего шары держатся примерно на одной высоте и не сталкиваются. Порифиды интуитивно чувствовали друг друга и соблюдали меж собой примерно одинаковое расстояние. Создавалось забавное впечатление, что они регулируют не только высоту шара, выделяя и поглощая газ, но в какой-то степени и его направление.
Теперь, когда сознание слилось с порифидами, вроде и страх за себя перестал как-то донимать. Ушло и нетерпение. Какая, по сути, разница, в воздухе он или на земле – ведь так приятно плыть да плыть между морем и облаками. Человеческая сущность, с ее вечно настороженным вниманием, воспринимались теперь как нечто отдаленное; он плыл плавно и безмятежно, словно во сне, хотя сам полностью бодрствовал.
Находясь в таком состоянии, он понял, что испускаемые порифидами энергетические «нити» представляют собой меленькие вспышки какой-то низкочастотной энергии, и что, отражаясь от любого живого предмета, с которым сталкиваются, они придают ему способность «видеть» их. Найл с удивлением отметил, что и сам не лишен такой способности – правда, развита она во много раз слабее. В отличие от порифидов, у него никогда не возникало необходимости ее совершенствовать: он всегда обходился зрением и слухом. То же самое и Манефон, осоловело поглядывающий в темноту. Поскольку сам Манефон изнывал сейчас от скуки, воля у него была расслаблена, отчего мозг почти прекратил источать энергетические «нити».
И это, осознал Найл с неожиданной четкостью, является основной бедой для всех людей. Едва их одолевает скука, как они тут же раскисают, расслабляя волю. Пауки никогда не допускали этой элементарной ошибки. Вот почему они стали хозяевами мира. Они не способны проникаться скукой…
Доггинз вынимал из сумки очередную бомбу; Найл наблюдал, как он, сорвав чеку, бросает ее вниз. Было отчетливо видно, как она, кувыркаясь, летит через красную дымку и, наконец, разрывается – на этот раз были видны даже летящие веером осколки. За онемевшими веками ярко полыхнуло желтым, а вот порифиды различили лишь тревожащий выход разошедшейся залпом энергии – будто звук, породивший в пространстве гулкое вибрирующее эхо.
Бомбу можно было и не метать: Найлу в теперешнем его «расширенном» состоянии было вполне ясно, что береговая линия находится примерно в двадцати милях к югу. Дальше лежит пустыня. Если придерживаться курса, которым они идут сейчас, Дельта останется милях в шести к востоку. Даже с такого расстояния различалось, что участок берега, к которому они приближаются, невзрачен и неприветлив, с загноинами болот, и на протяжении нескольких миль переходит в каменистую пустыню. А вот в дюжине миль к западу расстилается длинная песчаная коса, защищенная естественным заграждением из коралла и известняка. По словам Симеона, это и есть участок, наиболее подходящий для высадки.
Найлу не было необходимости передавать мысленную команду порифиду: его смутно теплющееся сознание находилось с ним в полном контакте. И порифид с естественностью меняющего направление пловца стал поворачивать по плавной, длинной дуге, пока не взял курс прямо на косу. Механика процесса сбивала с толку: порифид, похоже, игнорировал естественную силу ветра, вместе с тем по своему эту силу используя. Как понял Найл, секрет лежал в его неспособности понять, что он нарушает закон природы.
Найл открыл глаза и с удивлением обнаружил, что темень рассеялась. Дождь прекратился, и из-за туч выглянула луна. Найл подался вперед и потряс за руку Манефона; тот, вздрогнув, проснулся.
