Мейсон смотрел на ее оценивающе.
– Возможно, – начал доктор Денэйр, – я могу сказать мистеру Мейсону нечто такое, что…
– Не сейчас, – резко прервал Мейсон.
Доктор Денэйр посмотрел на него вопросительно. Мейсон произнес:
– Мы должны твердо договориться об одном. Если мисс Фарр сочтет нужным мне что-нибудь сказать, то это должно рассматриваться как конфиденциальная информация. Она должна попросить, чтобы я, как адвокат, представлял ее интересы. Она сама должна сказать мне, что ее беспокоит.
Надин Фарр нервно рассмеялась.
– Извините, мистер Мейсон, я как-то не могу ничего придумать – никакой видимой причины, по которой мне надо было бы обращаться к адвокату…
Мейсон и доктор Денэйр переглянулись.
– А не может ли быть так, что вы попали в какую-нибудь запутанную ситуацию, которая и вызывает эмоциональную напряженность? – осторожно предположил Мейсон.
– Нет, – ответила Надин, опуская глаза.
– Вы влюблены в кого-нибудь? – спросил Мейсон.
Девушка глубоко вздохнула, ее груди качнулись. Снова открылись выразительные, но кроткие глаза.
– Да, – сказала Надин и опустила ресницы.
– И возможно, – продолжал Мейсон, – в связи с этой любовью вы пережили какую-то трагедию?
Она снова посмотрела ему прямо в глаза, затем перевела взор на доктора Денэйра. Беспокойно поерзала в кресле.
– Почему бы не рассказать ему обо всем, Надин? – спросил доктор Денэйр.
Она сказала:
– Я чувствую себя бабочкой на булавке, которую ученые разглядывают сквозь увеличительное стекло.
– Это для вашей же пользы, – мягко заверил доктор Денэйр. – Мы пытаемся помочь вам, Надин. И только.
Девушка подняла глаза на Мейсона. Ее лицо внезапно совершенно изменилось. Скромница куда-то исчезла. Ее глаза сверкали. Ноздри слегка расширялись и подергивались от переполнявших ее чувств. Она сказала:
– Ну ладно, пусть я бабочка! Но я тоже человек! И чувства у меня человеческие! Как бы вы чувствовали себя, если бы любили кого-то и этот кто-то отвечал бы вам взаимностью, а затем некто третий, кто держит вас в своих руках ужасной, стальной хваткой, приказал вам уйти из жизни того человека? Сказал, что вы должны бесследно исчезнуть и никогда, никаким образом не общаться с человеком, которого любите?..
Последние слова Надин уже выкрикивала.
– Это, – сказал доктор Денэйр, – уже лучше. Если вы сможете выплеснуть свои подавленные чувства, Надин, если вы сможете нам все рассказать, возможно, даже немного поплакать, это снимет с вас эмоциональное напряжение.
– Я не плакса, – ответила Надин, – и умею держать удар. Но вы такие самодовольные, такие самоуверенные, вы завоевали высокое положение в жизни, вы имеете привилегии… так вот, попытайтесь поставить себя на мое место!
– Кто вам сказал, что вы должны исчезнуть, Надин? – мягко спросил доктор.
Она начала было что-то говорить, но передумала и покачала головой. Поерзала, поудобнее устраиваясь в кресле, снова превратившись в юную леди – тихую, скромную, застенчивую.
– Это был Мошер Хигли? – спросил доктор Денэйр.
– Мошер Хигли мертв.
– Я знаю, что он мертв. Но это ведь он говорил, что вы должны исчезнуть, уйти с дороги человека, которого вы любили?
– О мертвых не принято говорить плохо.
– Он был ваш родственник?
– Не кровный.
– Вы называли его дядей?
– Да.
– Вы его любили?
Она секунду поколебалась, потом произнесла:
– Нет.
– Вы его ненавидели?
Последовала долгая пауза. Затем Надин подняла глаза на доктора Денэйра.
– Зачем вы меня терзаете? Я обратилась к вам за помощью. Все, что я хотела, – это получить какие-нибудь таблетки или что-нибудь вроде того, чтобы иметь возможность спокойно спать. Мне нужно было что-нибудь для успокоения нервов. А вы подвергли меня испытанию сывороткой правды, а потом заявили, что я должна встретиться с адвокатом. Зачем? Почему?
Доктор Денэйр успокаивающим тоном проговорил:
– Я скажу вам зачем, дорогая моя. Но это может вызвать у вас некоторую напряженность. Так что вы должны держать себя в руках, а самое главное – помнить, что мы хотим вам помочь.
– Ну, насчет нервов можете не волноваться, – горько рассмеялась Надин. – Я каждое утро принимаю по одному хорошенькому стрессу натощак, перед завтраком. Люди меня третировали начиная с того возраста, когда я была не выше этой ручки кресла. И не надо думать, что у меня мания преследования. Если вы знаете истину, если вы знаете, что случилось, если вы… Ладно, почему это я должна выкладывать вам свои проблемы?
