— Да.
— Тем не менее вы ведь знаете, в значительном проценте случаев невозможно определить причину смерти, если даже не было бальзамирования, и это медицинский факт.
— Но не в десяти процентах случаев, как вы предположили.
— А откуда вы знаете, что это не так?
— Ну, я… я предполагаю, что это не так. Я думаю, что этот процент где-то от трех до пяти.
— Вы ссылаетесь сейчас на вашу собственную практику?
— Да. Когда делается вскрытие, процент смертей от неустановленной причины незначителен.
— И в вашей собственной практике он колеблется от трех до пяти процентов?
— Я предоставляю вам устанавливать эти цифры.
— В конкретном случае потому, что вы не смогли определить причину смерти, и потому, что тело было забальзамировано, вы предположили причиной смерти средство, которое было устранено бальзамированием, и поэтому вы решили, что это был проглоченный покойным цианистый калий, так?
— Ну, это довольно-таки неподходящий способ определения этого, но я отвечу на этот вопрос утвердительно.
— У вас были другие случаи, когда вы были неспособны определить причину смерти до бальзамирования?
— Да.
— От трех до пяти процентов, доктор, а?
— Ну… да.
— И в тех случаях вы удостоверяли, что причиной смерти был цианистый калий?
— Не будьте абсурдны. Разумеется, нет!
— А вы когда-нибудь, в любых из этих случаев, удостоверяли, что они были вызваны цианистым калием?
— Нет.
— Значит, в тех случаях вы удостоверяли, что причина смерти была неизвестна?
— Ну… нет.
— Выходит, вы не знали причины смерти и были неспособны определить ее? — спросил Мейсон.
— Да.
— И все же вы не указывали этого в свидетельстве?
— В свидетельстве о смерти, мистер Мейсон, должна быть причина смерти. У медиков принято определенные болезни вносить в свидетельство как причину смерти, когда точно невозможно определить, что же было настоящей причиной.
— Значит, когда вы не можете определить причину смерти, вы просто прибегаете к вымыслу. Это верно?
— Надо же указать причину смерти.
— Да, надо, — сказал Мейсон. — Стало быть, когда вы не в состоянии найти причину смерти, вы вписываете любую причину смерти. Это так?
— В таких случаях да.
— Следовательно, не меньше чем в трех процентах ваших случаев вы умышленно фальсифицировали свидетельства о смерти?
— Я не фальсифицировал.
— Значит, это неверно?
— Все врачи так делают.
— И вы делаете?
— Да.
— Данный случай был сходен со всеми другими, где вы заявляли, что была смерть от цианистого калия?
— Этот случай сходен не в точности.
— Почему же он не сходен?
— Потому что возможно отравление цианидом.
— Почему возможно?
— Прежде всего из-за цвета кожи.
— Но вы же обратили внимание на цвет кожи в тот момент, когда подписали свидетельство о смерти от коронарного тромбоза, разве не так?
— Да.
— Хорошо, а что еще так было?
— Ну конечно, — выпалил доктор Грэнби, — есть же еще и признание обвиняемой, ее собственное заявление…
— Поскольку вам было сказано, что заявления, сделанные обвиняемой, указывали на смерть от отравления цианистым калием, вы и подтвердили, что смерть была вызвана цианистым калием.
— Это была одна из причин.
— Это единственная причина, которую вы можете назвать в настоящий момент, разве не так, доктор?
— Есть в наличии и тот факт, что не было никаких других видимых причин смерти.
— Но вы же только что заявили, что в определенном проценте смертей вы не смогли обнаружить причину смерти.
— Да, заявил.
— Но ваше свидетельство не подтверждает этого?
— Я назвал причину смерти.
— Несмотря на тот факт, что, не зная причины смерти, вы подписали свидетельство, устанавливающее, что смерть наступила вследствие определенной причины?
— Это повсеместная принятая медицинская практика.
— Это все, — сказал Мейсон.
Гамильтон Бюргер что-то шептал своему заместителю. Вероятно, их расстроило свидетельство доктора, но они не знали точно, как попытаться исправить этот минус.
— Есть еще какие-нибудь вопросы? — спросил судья Эшхерст.
Гамильтон Бюргер покачал головой и сказал:
— Вопросов нет.
Судя по его тону, он понял, что его совещание шепотом лишь еще больше ухудшило его позицию. Следующим свидетелем Гамильтона Бюргера была Мэрилин Бодфиш, которая дежурила у постели больного в субботу, когда умер Мошер Хигли. Она свидетельствовала, что обвиняемая, Надин Фарр, обычно подменяла ее в полдень, предоставляя свидетельнице время для отдыха, что в ту субботу был солнечный день и она уединилась в укромном месте между гаражом и изгородью, где стояла раскладная кровать, и там принимала солнечные ванны, когда услышала, что из ее спальни, находившейся наверху гаража, доносится звук электрического звонка для экстренных случаев. Она поспешно натянула на себя какую-то одежду и помчалась в дом, где застала Мошера Хигли задыхающимся и в конвульсиях. На полу были следы рвоты, валялась разбитая чашка и несколько капель шоколада попало на его ночную рубашку. Она заметила, что шоколад на полу был еще теплым.
