– Симпатичная маленькая леди у вас, – сказал он Эймосу.
Эймос кивнул, раздосадованный в душе. Она была действительно в своем роде привлекательным ребенком, посторонние обращали на нее внимание. Но ему до смерти хотелось, хотя бы один раз в жизни услышать, как эти люди, которые, разумеется, хотели сделать им приятное, хоть кто-нибудь из них назвал ее хорошенькой. Но как можно назвать хорошенькой девочку, которая как две капли воды похожа на Эдварда Джи Робинсона!
– Сколько ей? – спрашивал швейцар, открывая дверцу подъехавшего такси.
Снизу ответила сама Джессика:
– Четыре. Три мне уже было, – и юркнула в машину.
Эймос, пропустив вперед жену, последовал за ними, предварительно, не глядя, сунув мелочь в руку швейцара, который, в свою очередь, тоже не глядя, бросил монеты в карман, поблагодарил и, закрывая за ними дверцу, назвал шоферу адрес.
Когда машина отъехала, они разместились посвободнее на своих местах – Эймос и Лайла у окон, Джессика напротив родителей на откидном сиденье, сжимая в руках свою куклу. Немного погодя Эймос, осознав, что в машине удушающе жарко, открыл окно, опустив стекло до конца. Пекло началось уже с утра, стояла непривычная жара для Лондона. Какая именно, Эймос не знал, потому что, обратившись с этим вопросом к неизбежному немцу-администратору за стойкой в холле отеля, получил ответ в градусах по Цельсию. Сделав приблизительный перевод, получил цифру, близкую к девятистам.
– Закрой немедленно.
Он посмотрел на жену:
– Я как раз хотел попросить тебя открыть с твоей стороны тоже.
– Эймос, мои волосы, – прозвучало в ответ.
– Твои волосы в полном порядке.
– Это потому, что я вчера заплатила Видалу Сассуну целое состояние. И если хочешь, чтобы я и дальше выглядела прилично, закрой окно.
У Эймоса мгновенно мелькнула мысль о том, насколько жена похожа на свою мать. Он ненавидел свою тещу больше всего на свете, она шла следующей после Гитлера.
– Страшная жара, – отозвался он.
– Да я знаю, что жарко, коротышка. Поэтому я и не хотела ехать в метро.
– Если я закрою окно, мы окажемся в запертой коробке и будет полное сходство с метро. А ты сама не хотела метро.
– Господи, какой ты ребенок. – Лайла с раздраженным видом опустила стекло со своей стороны, и в такси сразу ворвался жаркий вихрь.
– Так гораздо лучше, – сказал Эймос. Он уже решил, что победа осталась за ним, и удивился, когда услышал:
– Сколько ты дал швейцару?
– Что?
– Сколько, какие чаевые?
Эймос пожал плечами:
– Не знаю. Может быть, шиллинг.
– Ах, ты не знаешь! Ты дал швейцару, наверно, доллар, но, как и положено деревенщине, даже не понял.
– Не давал я ему никакого проклятого доллара!
– Тогда сколько?
– Ты же в это время садилась в машину, спиной ко мне, так какого дьявола ты уверена, что я ему вообще что-то дал?
– Когда такая сумма утекает от нас напрасно, для меня достаточно просто находиться поблизости, чтобы почувствовать, что происходит.
– «Серебряная пуля! – вдруг завопила Джессика. – Где человек в маске? Он уже исчез». – Она подставила сложенные ладошки ко рту. – Эй-эй Силвер, аууууууу!
Лайла расхохоталась от неожиданного представления, Эймос тоже улыбнулся. Раньше, еще несколько месяцев назад, он бы тоже рассмеялся – в конце концов именно он научил дочь всему, вдалбливая в нее эти сценки, как только она стала способна имитировать звуки. В том числе и то, что она сейчас изобразила, тоже. Отрывки из Одинокого Рейнджера. Так же, как и начало из «Тени». И песню Джека Армстронга.
Это и многое, многое другое. Он настойчиво учил ее, и ему безумно нравились ее успехи, особенно когда она неожиданно удивляла их своими способностями. Нравились до того момента, пока он вдруг не осознал, что она пользуется этим приемом лишь в тех случаях, когда они с Лайлой ругаются, и чем хуже, яростнее ссора, тем длительнее представление – своеобразная детская хитрость, и теперь, когда Эймос понял это, ему каждый раз делалось больно.
– Я дал ему слишком много, – пробормотал он виновато, – швейцару. Даже не знаю сколько, но много. Ты права, прости меня, Лайла.
Лайла кивнула, хотела что-то ответить, но вдруг передумала. Эймос откинулся назад и замолчал. Она тоже молча зажгла сигарету, но ветер не дал возможности курить, посыпались искры, и Лайле пришлось вышвырнуть сигарету в окно. Джессика принялась объяснять кукле достопримечательности, которые видела в окно такси, особенно ей нравились двухэтажные автобусы. Такси промчалось по Найтсбридж, въехало на Пикадилли и пересекло Хэймаркет по направлению к Стрэнд. Они молчали, пока такси не остановилось бок о бок с автомобилем с открытым верхом. В разогретом воздухе неслись громкие звуки «Фрэнси».
