Сердце Кэтрин, колотившиеся вначале, теперь успокоилось. Ведь волноваться не о чем. Уильям возвращается домой.
Отворилась дверь и Кэтрин двинулась навстречу мужу. Он молча обнял ее. В такие моменты слова не нужны. Когда Уильям наконец поднял голову и заговорил, обоим показалось, будто они очнулись от сна. Что-то скользнуло прочь от них, чтобы присоединиться к мириадам других воспоминаний. Уильям произнес ее имя. Потом сказал:
— Да, хорошо, что мы сюда приехали. Здесь я всегда чувствовал себя по-настоящему дома.
Все еще обнимая жену за плечи, он оглянулся на камин, где жарко пылали наваленные грудой поленья — одни раскаленные, выгоревшие изнутри, другие — черные, лишь снизу охваченные языками пламени. Улыбаясь, Уильям произнес:
— Выглядит неплохо. Но что за климат! Кто бы мог подумать, что сейчас июль!
Июль! А они ехали сюда сквозь январские сумерки… Всего половина шестого, а на землю уже опустилась тьма январской ночи. Кэтрин отстранилась от мужа, боясь, что он может почувствовать ее дрожь. Затаив дыхание, она ждала его следующей фразы. И Уильям произнес ее — самым жизнерадостным тоном:
— Боже, как я голоден! Надеюсь, у Перки есть для нас что-нибудь. Еще ведь не слишком поздно, правда?
Уильям взглянул на часы и воскликнул:
— Сколько времени? Эти часы остановились на двадцати минутах шестого. А сейчас, должно быть, уже часов десять!
— Почему?
— На улице темно — хоть глаз выколи. Да, плохи наши дела.
Он озадаченно нахмурил брови, потом лоб его снова разгладился:
— Но это все не важно, пока мы здесь. Пойди посмотри, что там Перки может придумать. Я отнесу наши чемоданы наверх и умоюсь.
Кэтрин прошла на кухню и обнаружила, что миссис Перкинс наполняет кастрюли, обливаясь слезами.
— Перки, послушай, ты не должна плакать.
— О, мисс Кэти, дорогая моя, это от радости!
Поставив кастрюлю, она протянула обе руки. Кэтрин взяла их в свои и крепко сжала.
— Перки, послушай! Я тебе сказала, что он ничего не помнит до сорок второго. Но теперь он вспомнил. А последние несколько лет — забыл. По крайней мере, мне так кажется. Я не знаю. Но он думает, что сейчас — июль, что мы только поженились и приехали сюда на медовый месяц. И он думает, что сейчас — десять вечера, потому что на улице темно. Перки, ты должна мне помочь!
Миссис Перкинс подняла глаза:
— Что я могу сделать, моя дорогая?
В голосе Кэтрин зазвенел смех:
— Он говорит, что голоден, и хочет узнать, что ты можешь предложить нам на ужин.
Розовое лицо кухарки просветлело.
— Ну, тогда мне нужно просто закончить. Суп уже почти подогрет, и есть отличный пирог. Подать его холодным или поставить в духовку?
— Надо спросить Уильяма.
— И я сделала шоколадный торт — как раз как вы любите, мисс Кэти.
— Чудесно!
И тут вошел Уильям, поцеловал миссис Перкинс, уселся на край кухонного стола — за эту привычку его бранили, сколько Кэтрин себя помнила, — и сказал смеясь:
— Ну и погодку вы нам наколдовали! Я, переходя дорогу, собственную руку не мог разглядеть. А Кэтрин не могла своего обручального кольца увидеть. Она вам его уже показала? Она страшно горда тем, что теперь замужняя женщина. — Уильям взял ее левую руку и выставил вперед: — Выглядит неплохо, правда? И звучит хорошо — миссис Уильям Эверзли! И Перки, дорогая, это, конечно, ничуть не романтично, но мы просто умираем от голода! Не понимаю, почему мы так долго сюда добирались. Если в ближайшее время я чего-нибудь не съем, то моей эпитафией будет «УМЕР ОТ ГОЛОДА В ДЕНЬ СВАДЬБЫ».
Миссис Перкинс храбро взяла себя в руки, ничем не выдав своих чувств:
— Тогда вам лучше выйти из моей кухни, мистер Уильям, и слезть со стола, а то ничего не получите!
Это был самый странный вечер в жизни Кэтрин. Они отправились в гостиную, и Уильям все время ухаживал за ней так, как тот, юный Уильям, много лет назад, в те времена, когда жизнь казалась им самым веселым и беззаботным приключением на свете. А потом, посреди всего этого, он внезапно замолчал, на лице его появилось озадаченное выражение. Он отошел от нее в дальний конец комнаты, где за выцветшими занавесками цвета морской волны скрывалась дверь в сад и пара двустворчатых окон по обе стороны от нее. Раздвинув занавески, Уильям застыл, глядя наружу. Кэтрин же показалось, что сама ночь в этот момент заглянула в комнату. Уильям, конечно, не мог ничего различить в этой тьме, если только он не всматривался в картину, неизгладимо запечатленную в его воображении и памяти долгими годами. Стоя за его спиной, Кэтрин видела ту же картину: маленькую, строгую террасу с большими каменными вазами, наполненными землей, — в июле в них буйно разрастаются цветы. За террасой — грядка лаванды, два высоких миртовых куста, ровный, бархатистый газон и огромный кедр. Почувствовав прикосновение Кэтрин, Уильям резко обернулся и спросил:
