Глеб Кольцов, в свою очередь, также проявил активность, уже на следующий день встретился с Христофоровым и ознакомил того с начальной стадией противодействия. План, конечно, был авантюрным, но другой просто не прошел бы.
— Нужна подстраховка, — напоследок решил Владимир и уже через час по компьютерной сети отправил сообщение в Санкт-Петербург своему агенту.
А еще через час агент прислал ответ, требуя срочной встречи...
— У вас двадцать пятое место, — проверив билет полковника, грудным голосом проворковала полноватая проводница в форменном пальто.
— За полчаса до Бологого разбудите, пожалуйста, — попросил ее Владимир, проходя в глубь вагона.
Его купе оказалось пятым от двери, почти центр вагона. Внутри никого не было, и полковник знал, что до самой его высадки больше никого и не будет, потому что взял билет по особой броне.
Последние дни перед «вылетом к морю» оказались совершенно безбашенными. Христофоров вымотался вконец, мечтая о нескольких часах спокойного сна, поэтому ждать отправления поезда не стал. Наскоро раздевшись, завалился спать.
Мозг, привыкший работать в любых условиях, даже погружаясь в сладкую дрему, пытался шевелить извилинами.
«Конечно, при советской системе было попроще. Жажду революций, заговоров и мятежей, по большому счету, искоренили в двадцатые-тридцатые годы. Да и до самой горбачевщины с заговорщиками также не церемонились. Потому и за компанию с ними мало кто шел. А как только «помощник комбайнера» дал слабину, так и строй, и держава вместе с ним ухнули в тартарары. Первый демократический президент расстрелял Белый дом, занятый оппонентами, потом объявил: «Берите суверенитета столько, сколько переварите». Затем разрешил приватизацию, а тем, кто оказался поблизости, позволил «прихватизировать» больше, чем всем остальным, создавая касту олигархов. И покатилась страна, как раздолбанная телега с горы, через забастовки, голодовки, межэтнические конфликты и наведение конституционного порядка. Тут уж не до заговоров и мятежей, бедному лишь бы выжить, а богатых и так все устраивало (дети учатся за рубежом, недвижимость также за рубежом, многомиллионные счета там же). Казалось, такая вольница продлится вечно, но нежданно-негаданно сменился президент, который сказал: «Хватит катиться вниз, пора взбираться наверх». А вот на такой поворот дела достаточно нашлось обиженных. Беглые олигархи, получив от заокеанских друзей статус политического беженца, готовы были пойти на союз хоть с самим чертом, лишь бы вернуть прежние богатства. Всевозможные сепаратисты, недомоченные в сортирах, пытались поддерживать угасающий огонь в еще недавно мятежной Чечне. Но самые опасные оставались внутри страны, они не бежали за границу и не прятались в схронах. Они ходили, широко расправив плечи, и были близки ко всем ветвям власти. Они знали, что с них спросят, а потому готовились драться, не считаясь с потерями, тем более что каждый приготовил пути к отступлению.
«Ничего, мы — как саперы, найдем и обезвредим», — успел подумать Христофоров, забываясь глубоким сном. Несколько часов долгожданного сна под ритмичный перестук колес пролетели, как одна минута, и вот уже рука проводницы осторожно трясет полковника за плечо.
— Товарищ, проснитесь, через полчаса Бологое.
Несмотря на позднее время, привокзальный буфет работал в обычном режиме. Народу было немного, возле окна за столиком пристроились трое мужчин и одна женщина, выглядели они чумовато. То ли работяги, не спешившие домой, то ли местная пьянь, обитавшая поблизости от вокзала. Так или иначе, но вся компания упорно набиралась пивом, щедро сдобренным дешевой водкой. Их голоса звучали приглушенно, что, в свою очередь, свидетельствовало о приличной степени подпития.
Владимир перевел взгляд на буфетчицу, крупную женщину лет пятидесяти, с рыхлым, густо напудренным лицом. Затянутая белым кружевным передником, важно восседая возле пузатого трехведерного самовара, она строгим взглядом следила за посетителями, готовая в
любую секунду обложить любого зарвавшегося пьянчугу. Полковник взглянул в глубь зала и наконец увидел того, для встречи с которым прибыл.
