— Благодарю, — Яманами достал из рукава связку монет и обеими руками, подняв сначала до уровня бровей, протянул деньги гадателю.
— Это не все. Если я правильно прочел знаки — следующей жертвой будет ребенок. Скорее всего — девочка. И ее убьют, как я и сказал, железом, — гадальшик решительным жестом отодвинул деньги. — Остановите их, господин самурай. Если же у вас не получится… просто предупредите меня, чтоб я успел вывезти из города семью.
Яманами мысленно извинился перед Ямадой за то, что про себя считал его шарлатаном. Помощь гадателя оказалась неоценимой. Теперь Яманами знал — когда, кого, где и зачем.
Оставался вопрос «кто». Но стиль работы Синсэнгуми был таков, что этот вопрос, скорее всего, и задавать-то окажется некому.
* * *
Если господина Яманами прямо-таки преследовало ощущение того, что он провалился в эпоху Хэйан, то у Хидзикаты пытались это ощущение создать — весьма настойчиво, но безуспешно. Актеры, одетые в платье старинного покроя, изображали пылкую страсть кудесника Абэ-но Киёюки к встреченной им в лесу красотке. Киёюки не только ошибался насчет красотки, которая была миловидным воином, одетым в женское платье, но и злостно пренебрегал служебными обязанностями: ему полагалось поспешить во дворец, чтобы поскорее сотворить заклинание против ужасающей засухи… При виде жеманничающего воителя зрители попроще хохотали. Зрители из бывалых театралов покачивали головами: пьеса «Наруками» считалась несчастливой, и кроме того, была запрещена цензурой. В этот раз ее, правда, поставили под старинным названием «Четыре небесных царя и сосна у ворот». Выбор главы театра понятен: напомнить людям, что засуха и пострашней нынешней угрожала людям — и ничего, как-то справились. Но завсегдатаи помнили, что каждой постановке сопутствовали какие-то несчастья, и напряженно ждали не столько развязки, сколько подтверждения этому поверью. Что-то будет на сей раз: проломится доска на «дороге цветов»? Рукав актера затянет в поворотный механизм сцены — и хорошо, если актер успеет выскочить из платья, и дело ограничится конфузом… а то ведь старожилы до сих пор помнят, как от свечей загорелся костюм ситэ[24], как метался человек по сцене живым факелом, опрокидывая другие свечи, как зрители в панике бросились ко входу, топча друг друга и закупоривая узкие двери…
…Служанка из дома Оно спешит через лес, несет в шкатулке чудодейственную песнь-заклинание «Котовария», составленную самой великой Комати. На поляне служанку встречает злокозненный принц Хаякумо, обойденный престолом и обиженный на весь белый свет. Это он, чтобы взойти на трон, вызвал засуху в стране. Завладев же чудодейственным заклинанием, он в подходящий момент вызовет дождь, и тогда отцу-императору ничего не останется, кроме как отречься в его пользу… Само собой, слуги принца убивают бедняжку. А не в меру похотливого Абэ-но Киёюки, польстившегося на переодетого воина, и вовсе зарывают в землю живым.
— Выкопается, — уверенно сказал Сайто, прихлебывая прохладный чай. Потом подумал и добавил: — Фукутё, а что, если этот… пытается вызвать дождь? Или наоборот?
— Возможно, — кивнул Хидзиката.
Он не следил за происходящим на сцене, его больше интересовали зрители. Разглядывать ложу напротив откровенно было нельзя, и если бы Кусака Гэндзуй[25] не выделялся среди людей как пятиярусная пагода среди прочих строений Киото, можно было бы и упустить из виду компанию мятежников.
— Значит, этот длинный — Кусака?
Увы, знаменитый мятежник сидел за колонной, подпирающей галерею с ложами, и лица его разглядеть было нельзя. Впрочем, подумал Хидзиката, мысленно прикидывая ширину ссутуленных плеч рыцаря возрождения, в лицо его и не обязательно запоминать — с таким ростом он в любой толпе будет заметен.
— Кто с ним рядом? — спросил Хидзиката у гэйко-осведомительницы. Та, прикрывая рот веером, ответила:
— По левую руку — господин Миябэ из Кумамото. По правую — господин Ато Дзюнъитиро, вассал дайнагона Аоки. Тот, в накидке песочного цвета — Ёсида Тосимаро.
Господин Миябэ очень живо что-то втолковывал господину Ато, тот внимательно слушал, оба удачно развернулись боком к сцене, так что Хидзиката мог разглядеть их по меньшей мере в профиль. Ёсида же и вовсе чуть ли не лег на плечо своей гэйко
