— И вы нарушили закон, рискуя сесть в тюрьму?
— Прошу вас, помогите мне избежать этого! Когда у меня появилась возможность объединить наследство мисс Эллис с моими собственными сбережениями, я пошел на это, и все деньги теперь положены на мое имя, но моя подопечная в подробности операции не посвящена.
— А если бы вы умерли? — спросил Мейсон.
— На здоровье я не жалуюсь и умирать в ближайшее время не собираюсь.
Мейсон испытующе посмотрел на клиента.
— Каждую неделю несколько сотен человек погибают в автокатастрофах. Никто из них не собирался умирать.
Даттон усмехнулся.
— Я не тот человек, чтобы сводить счеты с жизнью по воскресеньям.
— Вы еще очень молоды.
— Это зависит от того, какой смысл вы вкладываете в это слово. Мне тридцать два.
— А Дезире?
— Ей скоро двадцать семь.
— И вы так сильно ее любите?
— Что? Что вы говорите?! — воскликнул Даттон, вскакивая со стула.
— Перед вами открывались отличные профессиональные перспективы: вы, по-видимому, человек весьма способный. Но вы рискуете будущим, чтобы защитить Дезире от охотников за приданым! Мой дорогой, я адвокат, психология — мой хлеб, поэтому не лучше ли будет, если вы скажете мне всю правду?
Даттон вздохнул, бросил смущенный взгляд на Деллу Стрит и продолжил свою исповедь:
— Это правда, я люблю ее. Я всегда ее любил. Но ума не приложу, как ей в этом признаться!
— Почему же?
— Да потому что я для нее нечто вроде дядюшки, старшего брата, в какой-то степени — руководителя и наставника. Я не умею говорить на ее языке. Для всех этих бездельников — ее друзей, для всей этой грязной банды я являю собой нечто вроде престарелого пугала. В настоящее время она рассматривает меня просто как своего личного банкира.
— Четыре года назад вам было всего двадцать восемь лет, — заметил Мейсон, — и мистер Эллис обратился именно к вам, он не стал искать более солидного и опытного человека. Почему? Не потому ли, что уже тогда вы добились больших успехов в своей профессии?
Немного поколебавшись, Даттон ответил:
— По правде говоря, мистер Эллис чувствовал ко мне большую симпатию. Он полагал, что я окажу на Дезире благотворное влияние. В то время она спуталась с этой шайкой сумасшедших. Погналась за какими-то нелепыми фантазиями…
— Вы хотите сказать, что отец девушки лелеял надежду, что если Дезире будет вынуждена часто общаться с вами, то, вероятнее всего, ответит вам взаимностью?
Даттон снова покраснел.
— Верно, такая мысль приходила ему в голову. Он хотел защитить Дезире от нее самой и, возможно, думал, что я лучше, чем кто-либо, справлюсь с этой задачей. Он знал о моих чувствах к Дезире. Но результат получился прямо противоположный! Дезире видит во мне лишь старого скрягу. И наша разница в годах это еще больше усиливает.
— Значит, вы влюблены в нее примерно четыре года?
— Пять.
— И вы никогда ничего не говорили ей?
— Конечно, говорил, но в последние четыре года — нет.
— И как она реагировала на ваше признание?
— Она меня жалеет. Дезире считает, что я просто выдумал эту любовь; она не верит, что я действительно влюблен в нее, и предпочитает считать меня кем-то вроде старшего брата. Она даже заявила, что, если я снова об этом заговорю, нашей дружбе придет конец.
— И вы приняли ее ультиматум?
— Я решил подождать и посмотреть, чем все это кончится…
Мейсон перебил его:
— Эллис знал, что скоро умрет?
— Да. Врачи дали ему восемь месяцев, но прогноз оказался слишком оптимистичным — он не протянул и шести.
— И теперь вы поняли, что надежды, возлагавшиеся Эллисом на завещание, не оправдались?
— Все получилось наоборот. Несколько месяцев Дезире так злилась, что даже не хотела меня видеть. Она вбила себе в голову, что отец отрекся от нее, нанес оскорбление ее личности. Кричала, что отец хочет руководить ею даже из могилы. Она бушевала, как дикая лошадь. Дезире вообще терпеть не может никаких ограничений. Покажите ей забор, и она немедленно попытается его перепрыгнуть. Попробуйте подойти к ней с недоуздком, и она умчится прочь. А если ее загнать в угол, она будет лягаться и кусаться.
— И когда завещание было зачитано, ее раздражение обратилось против вас?
