Велев Славке отойти за угол, Ромка надавил на кнопку звонка. Никто не отозвался. Он позвонил снова, потом еще и еще и пожал плечами:
— Наверное, никого нет.
Но не успели они отойти от двери, как за ней послышались шаркающие шаги и глухой немолодой голос спросил:
— Кто там?
— Откройте, пожалуйста, — звонко сказала Лешка.
Дверь открылась. На пороге стоял пожилой мужчина в валенках. Наверное, в них он ходил дома вместо тапочек, а на улицу выходил в унтах.
С некоторой опаской старик оглядел ребят:
— Вы ко мне?
— Мы хотели узнать, не сдаете ли вы на лето свой дом? Или, может, хотите его продать? Он нам подходит, — самоуверенно заявил Ромка.
— Нет, — покачал головой старик, — пока еще я сам тут живу.
Он повернулся, собираясь закрыть дверь, но Артем шагнул к нему и тронул за локоть:
— Борис Борисович! Вы меня узнаете?
Старик посмотрел на него очень внимательно и печально вздохнул:
— Вы так быстро растете, меняетесь, а я старею, и память уже не та.
— Ну как же? Артем я, Кораблинов. Дача наша тут недалеко, на Тополиной улице, у самой большой березы.
Старик поморгал утомленными, с красными прожилками глазами и еще пристальнее всмотрелся в лицо мальчика:
— Артем, говоришь?
— Ну да. Вы с нами в лес ходили, и на луг тоже. А помните, как мы ужей ловили? И за бабочками гонялись?
Лешка заметила, что при слове «бабочка» Барбарисыч слегка вздрогнул. Или ей это показалось?
— В лес ходили, только давно это было. Ты извини, но так сразу я не могу тебя вспомнить. Ты вон какой большой стал. Извини, — виновато повторил он и взялся за ручку двери.
— Но не успел старик уйти, как со двора напротив, скрипнув калиткой, вышел парень в старом потертом ватнике и шапке-ушанке, одно ухо которой свешивалось вниз, а из-под другого торчали неопрятные серые волосы. Лицо его до самого носа было замотано шарфом — должно быть, парня мучил флюс, — и виднелись только его глаза, темные и пронзительные.
Странный молодой человек протянул Барбарисычу замызганный полиэтиленовый пакетик.
— У вас, случайно, сахарку не будет? Забыл, понимаете, купить, а по такой погоде в магазин тащиться неохота.
Старик вопросительно сдвинул брови.
— А вы кто?
— Да я у Марьи Васильевны флигель снимаю, — парень качнул головой влево, и друзья увидели в глубине двора, из которого он вышел, маленький домик. — Так дадите сахарку-то?
— Дам, чего ж не дать. Сахару мне не жалко.
Барбарисыч взял пакетик, с кряхтением затворил за собой дверь, а потом снова долго возился с запорами, чтобы ее открыть и отдать новому соседу его тару, почти доверху заполненную сахарным песком. Тот с благодарностью спрятал сахар в большой карман своего потрепанного ватника, а старик кивнул всем на прощание и окончательно захлопнул за собой дверь.
Молодой человек запахнул ватник и цепко оглядел ребят:
— А вы чего от него хотели?
— Мы-то? — Ромка поднял брови вверх. — Да мы дом подходящий ищем. Для дачи.
— Не рановато ли?
— Готовь телегу летом, — нашелся Ромка.
Усмехнувшись, парень в ватнике скрылся за своей калиткой, и Ромка проводил его подозрительным взглядом.
— Странный он какой-то… Вылитый бомж. И кто зимой дачи снимает? Небось сам вселился, без спросу.
— Может, и так, тебе-то что? — отряхиваясь от надоевшего снега, сказал Артем. — Пусть соседи с ним разбираются.
Прятавшийся за углом Славка успел превратиться в снежного человека.
— Ну что, это он? Тот самый дед или нет? — с нетерпением спросил у него Ромка.
— Унты такие же. А насчет лица… Лицо вроде тоже похоже… Даже очень. Но я же в него не всматривался. — Славка снял шапку и выбил ее об свою копенку.
Ромка неодобрительно покачал головой:
— Н-да, детектив из тебя никакой, с такой-то наблюдательностью! Значит, рассчитывать на тебя ни в чем нельзя.
— Это еще почему? — разобиделся Славка. — Когда это я вас подводил? Но я же не знал, что его запоминать придется!
— Вот и я говорю — ни наблюдательности у тебя нет, ни проницательности.
— Да хватит вам! — прикрикнул на них обоих Артем. — Пошли домой.
Славка надел шапку и тряхнул головой. Оставшийся на шапке снег попал ему за шиворот, он закрутил шеей и запрыгал от холода.