Старшина перелистал паспортину несуществующей уже почти десять лет страны.
— Вересовская Лана Викторовна, 1971 года рождения, уроженка Москвы… Это ваше, Лана Викторовна? — он кивнул на пакетики.
Ответом Лана его не удостоила, только пожала плечами.
— Может быть, твое, парень? — Он обратился ко мне.
— Первый раз вижу, товарищ старшина… — Я старался улыбаться как можно более обаятельно.
Нас повлекли в ближайшее отделение милиции. В ипостаси задержанного я ещё ни разу не оказывался. Что ж, как говорили у нас в театре: все в пользу, все — в актерскую копилку.
Нас досмотрели и опросили. Меня выручила то ли фортуна, то ли мое журналистское удостоверение и фамилия Обнорского, которую я не преминул ввернуть. Глиняный Будда, извлеченный из моего кармана, не вызвал у милиционеров ни вопросов, ни подозрений. Подозрительные пакетики-то нашли не у меня, а у Ланы, да и сопротивление властям она оказала (старшина то и дело прикладывал платок к кровоточащей царапине).
Все изъятое у девушки описали в присутствии понятых (привели уборщицу и какого-то мужика с улицы). В журнале КП так и записали: сопротивление работникам милиции, подозрение на незаконное приобретение наркотиков. То, что в пакетиках какая-то дурь, никто из присутствующих не сомневался — предстоящая экспертиза должна была только подтвердить, какая именно.
— Надо же, — пробурчал помощник оперативного дежурного, внося фамилию Ланы в КП, — однофамилица Вересовского.
— Не однофамилица, а дочь, — пробурчала Лана.
Тут все немного всполошились. Одно дело — прихватить с наркотой какую-то профурсетку, хоть и из Москвы, а совсем другое — дочку человека, максимально приближенного к верхам. Ситуация становилась непредсказуемой: за такое задержание можно было с одинаковым успехом огрести и медаль на грудь, и огурец в…
Обо мне как-то забыли, зато вокруг Ланы засуетились.
Старшина растерянно погладил подсохшую царапину на щеке, хотел что-то сказать, но махнул рукой и ушел курить на крыльцо. Зато оперативный дежурный с майорскими погонами принес дочери олигарха стакан с чаем и бутерброды (похоже, пожертвовал собственной заначкой). Отпускать ее, правда, не собирались. А вот со мной парой слов перекинуться дали.
— Володя, — Вересовская протянула мне визитку, — позвони отцу. Я понятия не имею, что это за пакетики, откуда они взялись…
— Хорошо, позвоню, — сказал я. Лану завели за барьер, лязгнула дверь «обезьянника».
Из отделения мне позвонить не дали. Спасибо, за решетку не угодил, а могли легко вместе с Вересовской к наркотикам пристегнуть. Сидел бы с ней в «обезьяннике», брал интервью: «Роль легких и тяжелых наркотиков в процессе художественного творчества»…
Следом за мной на крыльцо вышел майор.
— Эй, парень, как там тебя, журналист… Закурить не найдется?
Я протянул ему измявшуюся в вечерних приключениях пачку. Мы задымили. К нашей компании присоединился и пострадавший старшина.
— Черт бы побрал этих шишек! Распустили своих пащенков, творят что хотят.
— Кто ж знал, Степаныч, что это она?.. В Управе тоже хороши: мол, проверьте немедленно «Три семерки», есть оперативные данные, что там у парочки — героин, — майор осекся и досадливо махнул рукой.
Я почувствовал себя лишним. Продолжать отсвечивать на крыльце было ни к чему. К тому же требовалось срочно отыскать телефон-автомат. Предстояло позвонить не одному только Виктору Семеновичу Вересовскому.
Ближайшая телефонная будка обнаружилась лишь через пару кварталов. Я выудил из кармана визитку Ланы, сунул пластиковый прямоугольник в щель аппарата. Даже успел нажать первые три кнопки.
Чья-то сильная рука легла на мое плечо. Я обернулся. Что-то тяжелое припечатало меня прямо между глаз. Последнее, что я успел разглядеть краем угасающего сознания, — крепкую фигуру, зеленые холодные глаза…
* * *
Голова раскалывалась. Особенно затылок. На темечке набухала добрая шишка — в том месте, которым я соприкоснулся с таксофоном. Лоб саднил — ему тоже пришлось не сладко. Желудок тянуло расстаться со скудным содержимым. Было тошно. И в буквальном, и в переносном смысле.
Наконец удалось сфокусировать взгляд. Кабинка с таксофоном проплывала где-то над головой. Справа, слева и снизу — холодный сухой асфальт. Рядом я нащупал стену дома. Попытался встать — и новый приступ боли расколол череп. Вот так и получают сотрясение… Если мозги в голове есть.
