— Что произошло, Фрэнк? — с тревогой спросила Глория. — Несчастный случай? Или опять вылазка правых?
— На этот раз — леваков. Убит комиссар Виньяр…
Жак присвистнул, не отрываясь от карт.
— А тебе детали совсем неинтересны, Жак? — полюбопытствовал О'Тул.
— Отчего же. Очень интересны. Вот ты и расскажешь по дороге в город. А я послушаю и накропаю потом статейку. Мы ведь с тобой не конкуренты.
Да, теперь уж какой конкурент Фрэнсис О'Тул представителю большой прессы Жаку Леспер-Медоку! Фрэнк перехватил понимающий взгляд своей жены.
В Байресе, как именуют аргентинскую столицу её коренные жители, Фрэнк чувствовал себя не в своей тарелке. Среди репортеров выходящей на английском языке захудалой, с мизерным тиражом газетёнки он оставался белой вороной. А всего год назад, в семьдесят третьем, представлял в Сантьяго-де-Чили крупнейшие канадские и американские издания. Путь, который привел известного, опытного журналиста в «Буэнос-Айрес дейли», начался для него с гостиной оттавского дома Леспер-Медоков, где он встретился и завязал знакомство с Джеймсом Драйвудом — одним из директоров компании «Интернейшнл Телефон энд Телеграф», как позже выяснилось, личностью беспредельно влиятельной.
У О'Тула с Драйвудом была и вторая встреча. Также в Оттаве. В ресторане «Риверсайд стейк-хаус». На следующий день после вечеринки у хлебосольного Жака.
Джеймс Драйвуд неожиданно предложил О'Тулу написать книгу о «происках красных» в Чили для издательства «Люис и сын». У всемогущего янки были обширные связи в самых различных сферах канадского бизнеса. В том числе и книжного. Соблазнительное предложение, сулившее кроме всего прочего солидный гонорар, было принято Фрэнком без колебаний.
Так О'Тул впервые узнал о мифическом плане «Зет»; прибыв в Чили, пошел по следам этого «коммунистического заговора», а вышел на реально существовавший план «Кентавр», инспирированный Центральным разведывательным управлением Соединенных Штатов. Открытие едва не стоило Фрэнсису жизни.
Капитан Прьето (он снял люкс в гостинице «Эспланада») листал книгу абонентов Буэнос-Айреса. «Ещё один О'Тул. Нет, это женщина — Айрин… Ага! О'Тул, Фрэнсис». Набрал номер: 345–120. Долгие гудки. «Ладно, позвоню позже».
Они познакомились в Сантьяго-де-Чили, в канадском посольстве на дипломатическом рауте по случаю дня рождения королевы Елизаветы II. Знакомство это долгое время оставалось шапочным: встречались на приемах, коктейлях, официальных церемониях, на премьерах и вернисажах; раскланивались, обменивались дежурными любезностями, и только. Да и что могло быть общего у маститого публициста с сотрудником военного атташата маленькой центрально-американской республики?
После сентябрьского переворота семьдесят третьего года Фрэнк зачастил в панамское представительство, где нашла политическое убежище его невеста. Одиннадцатого октября, когда Глория получила разрешение хунты на выезд в Панаму, капитан Прьето, возвращавшийся на родину тем же рейсом, помог ей — пользуясь своим дипломатическим статусом — пронести в самолет черновые наброски книги О'Тула о роли ЦРУ в свержении правительства Народного единства. Позднее чилийские подпольщики переправили раненого канадца в Сьюдад-де-Панама. Там-то и завязалась тесная дружба между Фрэнком, Иселем и Глорией. А когда журналиста, выздоравливающего, но всё ещё слабого выписали из госпиталя, капитан приютил новых друзей у себя на квартире.
— Алло, алло! Глория? Это я, Исель… Тоже рад тебя слышать… А где Фрэнк? Понятно… Нет! Не из Сьюдад-де-Панама. Я здесь, в Байресе… Хорошо. Скоро буду. Говори адрес.
Мощённая брусчаткой площадь Старого города. Угловой пятиэтажный — без лифта — дом. Полумрак допотопной чугунной лестницы. На самом верху, под крышей, мансарда. Глория была одна. О'Тул задержался в редакции.
— Это тебе, Гло. Мой скромный презент. — Прьето положил на пузатую тумбу у вешалки прозрачную целлофановую коробку с тремя пурпурными орхидеями и расцеловал хозяйку.
— Проходи, Исель. Я сейчас сварю кофе. Садись… — она придвинула кресло-качалку и, вынимая цветы из коробки, расхохоталась: — Господи, мне даже не во что поставить эту прелесть! — Взяла с облупленного, рассохшегося серванта керамическую вазу для фруктов. — Ничего, здесь им будет неплохо.
