— Сеньор Гомес! Должна вас огорчить: Уго Сенабария в списках нашего персонала никогда не значился, — сочувственный голос Лесли вывел Иселя из задумчивости.
Внизу, в холле, продолжая играть роль фатоватого провинциала-детектива, он помахал рукой элегантной привратнице:
— До свидания, Кристи. Жутко рад был с вами познакомиться.
Позднее капитан Прьето связался по телефону с начальником отдела Хе-дос в Пуэрто-Армуэльесе:
— Это я — Исель. Удалось что-нибудь выяснить?
— Конечно. Твои Ауг. Менд. и Пе. Лар. — Аугусто Мендес и Педро Ларрасабаль. Люди известные в провинции. Я сразу догадался, что это о них шла речь. Но решил проверить, и точно — 17 мая они прибыли сюда. С вокзала — их ждала машина — прямиком покатили в Гоулд-ролл.
— Дальше. Что же ты замолчал?
— Мендес — лидер панамистов. Живет в Давиде. Ларрасабаль — из Консепсьона. Он возглавляет в Чирики провинциальную организацию демо-христиан…
— Возглавлял, — Прьето машинально поправил лейтенанта.
— Точно. Возглавлял. И всё-таки, хотя эти партии у нас распущены, их лидеры не сидят сложа руки. А уж эта-парочка особенно активна. И знаешь, Исель, удивительное дело: Мендес и Ларрасабаль — представители соперничающих, враждующих политических группировок — на этот раз заявились к нам вместе, как сердечные друзья. Водой не разольешь. Вместе приехали. И вместе упорхнули.
— Как?! Они уже уехали?
— Да, дружище. Сегодня утром.
— А, черт! Тогда слушай. Нужно срочно передать в Консепсьон и в Давид, чтобы за Мендесом и Ларрасабалем повнимательнее присмотрели. Где бывают, с кем встречаются. А твои ребята пусть возьмут под наблюдение вице-президента «Чирики лэнд» и людей из его ближайшего окружения. Тут, сам понимаешь, потребуются максимальная осторожность, деликатность и такт. Постарайся также установить, кто ещё из бывших политиканов зачастил в Гоулд-ролл.
— Понятно, капитан. Скажи, ты собираешься ко мне заглянуть? Я предупредил жену…
— Нет, старина, не обижайся. Не могу. Увидимся, когда пожалуешь в столицу.
Тысячу раз давал он себе слово порвать с Клодин. И тысячу раз его нарушал.
По возвращении из Пуэрто-Армуэльеса (а вернулся он за полночь) Исель Прьето решил перекусить и лечь спать: назавтра предстоял трудный день. Но, как говорят англичане, благими намерениями вымощена дорога в ад. Его эта дорога привела в кабаре «Каса Лома».
Вот и уборная мадемуазель Клодин д'Амбруаз — танцовщицы и певицы, звезды «Каса Ломы». Запах дорогих духов, пудры. Платье, брошенное на атласную козетку. Китайская ширма. На трельяже — металлическая коробка с гримом, кисточки.
Капитан Прьето уселся на кожаный пуф. Расстегнул ворот рубашки. Ослабил узел платка, повязанного на мускулистой загорелой шее. Расческой поправил и без того безукоризненно ровный пробор. В зеркале отражалась афиша нового шоу — с портретом его возлюбленной, снятой во весь рост.
— О-ля-ля! Какой приятный сюрприз! — Она вошла в комнату, шурша страусовыми перьями. — Ох и устала я… Пусти-ка меня к трельяжу.
Примостившись на подоконнике, Прьето смотрел, как Клодин аккуратно отклеила ресницы, легким похлопыванием пальцев покрыла лицо кремом, мягкой бумажной салфеткой стерла грим. На его глазах совершилось маленькое чудо — превращение роковой женщины-вамп в простое, трогательное существо. Такую он её и любил.
— Отвернись, дорогой, я переоденусь…
И через минуту:
— Будь добр, помоги застегнуть «молнию». Мерси! — Клодин озорно повернулась на каблуках и — очутилась в объятиях Иселя. Он нежно чмокнул её в нос:
— Ну, давай, собирайся! Бежим отсюда.
Когда машина Прьето отъехала от «Каса Ломы», девушка придвинулась к нему и, обняв за плечи, шепнула:
— Мы едем к тебе или ко мне?
— К тебе. У меня в холодильнике хоть шаром покати. А я ещё не ужинал, да и ты, наверное, проголодалась.
Авенида, на которой жила Клодин, проходила по самой границе с Зоной. Здесь кончался Сьюдад-де-Панама. И начинался Бальбоа-Хайтс — административный центр принадлежащей Соединенным Штатам территории канала. Шумная, оживленная в дневное время, торговая улица была в этот глухой предрассветный час совершенно безлюдна. В отдалении слышались тяжелые шаги патруля.
