— Знаю, знаю, — сказал Квейль.
— Верно? — спросил Хикки и ухмыльнулся.
— Конечно. Мне самому смешно.
— Ну что ж! Мог меня и не спрашивать.
— Так полагается по уставу.
— А ты всегда строго придерживаешься устава?
Квейль рассмеялся.
— Когда ты собираешься венчаться? — спросил Хикки.
— Не знаю. Завтра.
— Мы получили приказ вернуться в Афины, — сказал Хикки в раздумье. — Немцев ждут со дня на день. «Харрикейны» уже вылетели в Салоники.
— А зачем нам возвращаться в Афины?
— Не знаю. Здесь нас немцы просто искрошат. Шесть «Гладиаторов».
— Получим мы подкрепление?
Они обсуждали вопрос спокойно и деловито.
— Вряд ли. Похоже, что «Гладиаторам» пришел конец.
— Ты хочешь сказать, что нам дадут «Харрикейны»?
— Вероятно, — сказал Хикки. — Знаешь, Джон, я буду жалеть.
— Что ты! Почему?
— И ты пожалеешь. «Харрикейн» — весь скорость и никакой акробатики. В глазах темнеет при каждом вираже, и нужна целая миля, чтобы сделать петлю.
— Не будь романтиком. «Гладиаторы» отжили свой век.
— Верно, — сказал Хикки. — Но ты не хуже меня знаешь, что «Гладиатор» — последняя возможность боя в одиночку. Я люблю такой бой. А на «Харрикейне» чувствуешь себя вроде второго пилота на бомбардировщике.
— Да, пожалуй, — согласился Квейль.
— Вот то-то и оно. Я буду жалеть, — повторил Хикки. — Но за ребят я рад. Им будет лучше на скоростных машинах.
— Кому?
— Финну, Констэнсу и другим. Странно будет без Херси. Вместо него — новички.
— Да, — сказал рассеянно Квейль.
Они помолчали с минуту, затем Хикки бросил сапог на пол и встал.
— Как ты думаешь переправить ее в Афины? — спросил он.
— Не знаю, — сказал Квейль. — Как-нибудь устрою. Может, ты поможешь?
— Возможно. Попытаюсь. Ну а теперь, я думаю, можно тебя поздравить?
— Спасибо. Когда возвращается в Афины «Бомбей», если только он возвращается?
— Через несколько дней, — сказал Хикки. — Он вылетит после нас.
— Может быть, он прихватит ее?
— Посмотрим.
— Спасибо, Хикки.
— Не стоит, Джон, не стоит, — и Хикки широко улыбнулся.
Выйдя от Хикки, Квейль прошел к себе. Он проспал до восьми часов, потом оделся и спустился вниз. Хикки опять распорядился подать завтрак в вестибюль, и все сидели уже за столом. Снова Квейля пронзила мысль, что их осталось только шестеро.
Он ел черствый греческий хлеб и пил густую рецину, имевшую вкус скрипичной струны, так она отдавала канифолью. Потом вышел из разрушенного подъезда гостиницы и поспешил в госпиталь. Луны не было, земля после двух солнечных дней была сухая и твердая. Квейль ждал Елену в приемной. Она вышла в длинном желтом пальто и в маленькой желтой шапочке медицинской сестры. Щеки ее слегка запали. Глаза казались большими в разрезе, тянувшемся от переносицы до скул. Полнота ее скрадывалась покроем пальто. Спустившись с крыльца, они направились к разбитому бомбежкой мосту у озера. По городу они шли молча, но на дороге, окутанной белым туманом, Квейль нарушил молчание.
— Вы уже обдумали? — спросил он. — Но прежде чем вы скажете, я скажу вам. Я думаю, мне удастся отправить вас в Афины на «Бомбее». Это транспортный самолет. Нас посылают обратно в Афины.
— Вы возвращаетесь? Вы возвращаетесь в Афины? Когда? — заинтересовалась она.
— Завтра или послезавтра. Не знаю. Но вы можете вернуться туда на «Бомбее», Так как же вы решили насчет…
— Не знаю, — сказала она. — Это совсем другое дело, раз вы возвращаетесь. Совсем другое дело. Что будет с нами в Афинах? Не думаю, что я смогу поехать, — я не могу бросить работу.
— Я это устрою. Старшая сестра…
— Но даже если так, что нас ждет впереди?
— Ничего особенного. Ничего определенного. Если я уеду из Греции, вы поедете со мной. Я останусь здесь до прихода немцев. А потом мы оба уедем в Египет. Вы можете жить там или уедете в Англию. Будем жить, пока нас не разъединит война. Как вы смотрите на это?
— Трудно будет уехать, — сказала она.
— Это зависит от вас. Но, так или иначе, это самый важный вопрос. Как видите, я стараюсь рассуждать спокойно.
— Очевидно, надо согласиться, — сказала она. — Но не думаю, что старшая сестра отпустит меня.
— Пойдем сейчас к ней.
— Нет. Я сама с ней поговорю.
— Мне будет легче это устроить, — сказал Квейль.
