Квейль назвал это политической трусостью, и они были не столько обижены, сколько озадачены его словами.
— Греков в этом упрекать нельзя, — вспыхнув, сказала девушка.
— Прошу прощения, — поспешил поправиться Квейль.
— Мы не можем и не хотим рисковать, — сказал Астарис. И оттого, что он в первый раз за весь вечер поднялся с места и принялся шагать по комнате, он уже не казался таким тщедушным, скорее наоборот — здоровым и сильным.
— Вполне согласен, — ответил Квейль, чтобы показать им свое сочувствие.
Разговор оборвался. Девушка встала и вышла. Квейль обратил внимание на ее медленную, слегка качающуюся походку и волнообразное движение плеч. После некоторого молчания Лоусон спросил Стангу, что говорится в вечерней сводке греческого командования.
— Они стоят у Корицы, мы захватили высоту, которая дает нам возможность овладеть городом в течение суток или даже, как сообщалось вчера…
Квейль поднял глаза и увидел девушку, спускавшуюся по лестнице в прихожую; на голову она накинула шарф или крестьянский платок: он отсюда не видел.
— Я иду поговорить по телефону, — сказала она по-английски, обращаясь к матери.
Квейль вскочил и поспешил в прихожую.
— Я провожу вас, — сказал он и взялся за пилотку.
— Не стоит. Тут недалеко, — ответила она. Она все еще была сердита.
— Я провожу вас, — повторил он.
Она пожала плечами, и оба направились к двери. Квейль видел, как остальные следили за ними.
— Не надевайте, — сказала она, когда Квейль хотел нахлобучить пилотку.
— Почему?
— Нас предупредили, чтобы мы не поддерживали знакомство с английскими военными. И расстегните шинель.
Квейль сунул пилотку под мышку и распахнул шинель.
— Я знаю, что ваш отец был в ссылке, — начал он.
— Да, — подтвердила она.
— Я только хочу сказать, что я знаю, почему вы избегаете политических разговоров.
— Вы — инглизи. Мы должны соблюдать осторожность. Мало ли кому вы можете случайно передать наши разговоры.
— Я понимаю, — сказал Квейль.
— За нами следят в оба. Астариса то и дело сажают. Отца теперь оставили в покое, он дал подписку, что стоит за Метаксаса. А Астарис не захотел.
— Вам остается только воды в рот набрать, — сказал Квейль.
— И быть трусами, как вы нас назвали. Но сейчас за все расстреливают, потому что война. Мы только благоразумны.
Они прошли по каменной дорожке и вышли за ворота. Было темно, луна еще не всходила. Он взял Елену под руку, — улица была немощеная: всюду рытвины и ухабы. Она не отняла руки, и он ощущал теплоту и упругость ее тела. Они свернули в узкую аллею, обсаженную деревьями по обе стороны; в аллее гулял ветер, и сквозь листву не видно было неба. В конце аллеи стояла небольшая будка, здесь была автобусная остановка. Сидевший в будке мальчик передал Елене телефонную трубку. Она набрала номер, поговорила по-гречески и повесила трубку.
— Я сообщила в госпиталь, что приду завтра, — сказала она мягко, когда они повернули назад.
— Вы медицинская сестра?
— Нет, я просто помогаю на пункте первой помощи.
— Что вы делали до войны? — спросил Квейль.
— Училась в университете. Я студентка.
— А вас никогда не трогали? — спросил Квейль, незаметно сжимая ей локоть.
— Мне обрезали косы, когда однажды схватили меня с Астарисом.
Он невольно посмотрел в темноте на ее волосы и спросил:
— Когда это было?
— Давно. Теперь я в стороне от этих дел. Из-за матери. Когда живешь в семье, приходится бороться на два фронта. Моя мать поседела, когда отца сослали. Он дал подписку, которую они требовали, потому что мать лежала больная. И я тоже поэтому не занимаюсь больше политикой.
Они молча продолжали путь, намеренно замедляя шаги. Трудно было быть предприимчивым, потому что Квейлю мешала пилотка под мышкой, и вообще он чувствовал себя неловко. Едва ли имело смысл разыгрывать кавалера. Он не знал, как подойти к этой девушке. Она не противилась, когда он крепче сжал ее руку, но он знал, что она воспротивится, если он попытается пойти дальше. И он не хотел рисковать.
— Где вы работаете? — спросил он. — В Афинах?
— Да.
— Я когда-нибудь навещу вас, — сказал он, чтобы что-нибудь сказать.
— Я работаю в небольшом госпитале за университетом. Там есть вывеска Красного Креста, так что найти нетрудно. Но я недолго там пробуду.
