Дело академика Вавилова - страница 80

Вот одна из таких типичных сцен. Вавилов докладывает о планах своего института, говорит о создании иммунных сортов пшеницы, о выведении в ВИРе ракоустойчивых сортов картофеля, о том, что необходимо взяться за гибридную кукурузу. Как всегда, он не считает нужным скрывать и недостатки. Дойдя в своем докладе до работы биохимической лаборатории, с сожалением признается: биохимики пока не выучились распознавать сортовые и видовые различия по белку. «Отличить чечевицу от гороха по белку мы до сих пор не умеем».

Лысенко (с места). Я думаю, что каждый, кто возьмет на язык, отличит чечевицу от гороха.

Вавилов. Мы не умеем различить их химически.

Лысенко. А зачем уметь химически отличать, если можно языком попробовать?

А вот другой, не менее красноречивый диалог. На заседании президиума ВАСХНИЛ Вавилов предложил использовать для скрещивания найденный им в Средиземноморье не поддающийся ржавчине овес «Византина». Чтобы не откладывать дела в долгий ящик, Николай Иванович тут же вынул из кармана пакет с семенами и подал его секретарю. При этом выяснилось, что надпись на пакете сделана по-латыни.

Вавилов (поясняя). Ботаническая наука международна, и поэтому наиболее удобной терминологией является латынь.

Лысенко. Чтобы народ не понял.

Презент. Тогда и исследовать не надо.

Вавилов сдерживает себя. Он не отвечает на насмешки даже тогда, когда они приобретают явно издевательский характер. Это принципиально.

У профессора В. В. Алпатова сохранилось письмо, присланное Николаем Ивановичем после стычки Алпатова со сторонниками Презента в редакции журнала «Природа» «Презентов не переспоришь, — писал Вавилов, — их много, и чем меньше у них багажа, тем более они крикливы. Позвольте по-товарищески посоветовать писать спокойно учебник биометрии. Он чрезвычайно нужен».

Далеко не у всех вировцев хватает мужества вот так же, внешне невозмутимо, продолжать изо дня в день свое дело. То один, то другой сотрудник обращается к директору: «Может быть, в связи с предстоящими в институте переменами, свернуть некоторые генетические эксперименты? Прекратить опыты, которые все равно никому не нужны?» (Их беспокойство оказалось, кстати сказать, совсем не напрасным. После исчезновения Вавилова наиболее видных сотрудников ВИРа арестовали, других уволили, тематика научных исследований была резко изменена.) Да, они были по-своему правы, исследователи, понимающие бесцельность своих усилий. Но капитулировать Вавилов не умеет. Он отвечает товарищам письмами, где в каждом слове — просьба продержаться, продержаться и сделать в науке сколько можно. Вот типичное послание тех лет, адресованное видному специалисту по бахчевым культурам профессору К. И. Пангало:

Чтобы спасти свою гвардию, Вавилов не только выступает и пишет письма. Зная, что в случае его ареста или ухода первой подвергнется разгрому ненавистная Лысенко генетическая лаборатория, он переводит в другие отделы нескольких наиболее одаренных генетиков (в том числе талантливого исследователя кукурузы, позднее академика, лауреата Ленинской премии М. И. Хаджинова). Предпринимает и другие меры. Доктор биологических наук Р. Л. Перлова рассказывает, что в начале лета 1940 года она и несколько других бывших в экспедиции вировцев стали получать от директора телеграммы с предложением устраиваться на работу в тех местах, где проходит экспедиция. Сотрудники изумились: что же это такое? Вавилов отказывается от них? Возникли обиды, подозрения. История разъяснилась лишь несколько месяцев спустя, когда Николая Ивановича уже не было. В предвидении грядущей судьбы ВИРа Вавилов и таким путем пытался вывести из-под удара наиболее честных и способных биологов.