Дело академика Вавилова - страница 65

Шрифт
Интервал

стр.

«Политической» частью атаки на ВИР и Вавилова ведал И. И. Презент, доверенное лицо Лысенко. «Я только работаю, а философию мне Презент накручивает», — сказал Лысенко после того, как его помощник объявил на одном из совещаний, что с точки зрения философии всю генетику надо выбросить в архив заблуждений. И Презент «накручивал» сам и через своих людей. Характер его творчества явственно виден из трех кратких цитат, взятых нами из его статьи «О лженаучных теориях в генетике».

«Целиком на основах метафизики морганизма, еще более углубляя его лженаучные положения, строит свою теорию гомологических рядов и центров генофонда академик Вавилов. Академик Н. И. Вавилов по праву считает своим учителем наиболее реакционного из генетиков англичанина Бэтсона. Этот Бэтсон выступал с позорными для науки речами в 1914 году в Австралии, отстаивая антиэволюционизм, и делал открытые фашистские расовые выводы из своей антиэволюционной генетической концепции».

«Философию менделизма-морганизма можно найти не у кого другого, как у Е. Дюринга. Достаточно ознакомиться с его «Курсом философии», чтобы увидеть полное тождество идей Дюринга и морганистов в вопросах изменчивости».

«Мы видим, как нова философия современного морганизма. Эти новости науки в своей общей философской форме были высказаны еще ярым антидарвинистом расистом Дюрингом и теоретически уничтожены Энгельсом в его знаменитом «Анти-Дюринге». Не стоит ли призадуматься над этой «рядоположенностью» высказываний Дюринга и морганистов?»

Итак, Николай Иванович Вавилов — ученик фашиста и расиста, пропагандирует идеи, которые находятся в полном тождестве с идеями врага марксизма Дюринга. Кажется, дальше некуда. Но подручные Презента пошли и дальше. Некто Г. Шлыков в журнале «Советские субтропики» писал:

«Н. И. Вавилов пытается спрятаться за одобрение его теории мировой, то есть буржуазной, научной литературой. Кому же неизвестно, что эта литература не признает научной значимости марксизма-ленинизма, отрицает материалистическую диалектику?!» И дальше целая страница доказательств того, что вавиловский закон гомологических рядов не только порождение буржуазной науки, но и научная база фашистских расовых «драконовских законов».

Все это писалось в годы, когда достаточно было куда более скромных обвинений, чтобы человек навсегда исчез в недрах бериевской машины уничтожения. Можно не сомневаться, что сочинители подобных «научных» статей отлично понимали, ради чего они работают!

В своих ответах и возражениях Вавилов и вавиловцы меньше всего были склонны к всепрощению. Но перечитав десяток статей Николая Ивановича тех лет, я в них не нашел ни одного политического вывода. Вавилов говорит о спорных вопросах науки. И только. Отравленное оружие клеветы и доноса не для него. Больше того, во всей мешанине обвинений, возводимых на него поклепов он продолжает искать какое-то разумное зерно. «Мы должны воспользоваться критикой для того, чтобы пересмотреть наш научный багаж, очистить его от ошибок…» — часто повторял он. Наделяя даже противников огромным кредитом доверия, он остается в убеждении, что «люди, занимающиеся критиканством, в ходе работы увидят свои ошибки и станут в конце концов на путь эксперимента и достоверных фактов». Поэтому даже самые дискуссионные выступления Вавилов строит как просветительные лекции, приводит множество опытных данных, своих и чужих, ссылается на авторитетное мнение крупнейших лабораторий мира. Речи Лысенко с их безапелляционными выводами, за которыми нет серьезной и честной опытной проверки, вызывают у Вавилова изумление. «Это же какая-то религия!» — восклицает он после одного особенно бездоказательного и наполненного пустыми обещаниями доклада.

Дарвинист в науке, он и в полемике держался стиля Чарлза Дарвина. Мне кажется совсем не случайным то, что в пору жестокой научной нетерпимости в предисловии к книге Томаса Моргана Вавилов вспомнил о своем первом посещении лаборатории этого американского генетика в 1921 году: «В этой лаборатории скептики выслушивались с особым вниманием. Исходя из сложных явлений наследственности и развития, мы в то время полагали, что строгое распределение генов в хромосомах в виде бус в линейном порядке мало вероятно… Подобно другим, мы высказывали свои сомнения Моргану. Он ответил, что сам, как эмбриолог, вначале был большим скептиком, но колоссальное количество фактов наиболее просто объяснялось линейным расположением генов. Он предложил нам посвятить несколько дней просмотру опытных материалов, на которых построена линейная гипотеза, добавив, что охотно согласится с любой другой гипотезой, удовлетворительно объясняющей все наблюдаемые факты».


стр.

Похожие книги