Короче говоря, Матиас, скорее всего, пребывал в убеждении, что я хороша собой. И мне чертовски не хотелось его разочаровывать.
К тому же на память невольно приходил наш недавний совместный ужин. Глядя на меня через стол, любимый нежно произнес: "Скайлер, ты просто раритет. Не часто встретишь такую естественную красоту, как у тебя". В тот момент моя естественная красота тускло мерцала в пламени свечи — при таких условиях и шимпанзе сойдет за писаную красавицу. Конечно, я улыбнулась Матиасу, тронутая до глубины души, но и призадумалась. Как же ты прав, родной мой! Естественная красота и правда редкое явление. Можно даже сказать, несуществующее.
О да, большой плюс наших нынешних отношений — то, что я вижусь с Матиасом не каждый день. Легко блюсти на уровне макияж, прическу и гардероб, когда нет нужды поддерживать иллюзию ежеминутно. В те дни, когда мы не встречаемся, я могу побыть сама собой — то есть сплошным разочарованием. Могу бродить по дому в бесформенном спортивном костюме и пушистых синих шлепанцах, чертовски удобных, но страшенных до безобразия. Могу густо смазывать "клерасилом" прыщи, которые то и дело вскакивают на лице, будто я все еще девочка-подросток. Могу ходить некрашеной и нечесаной, и прелесть всего этого в том, что рядом нет Матиаса, ибо, хорошенько разглядев меня, он бы с диким воплем унесся прочь.
Но не могла же я все это сказать!
И потом, помимо общих опасений по поводу брака вообще, у меня были некоторые опасения и по поводу самого Матиаса. Нет, не совсем так. Матиас — замечательный, сексуальный и классно готовит. Но, как говорится, мужчина — не остров. И обнаруживаешь это, стоит зажить с кем-то одной семьей. Так вот, став семьей для него, ты неизбежно становишься семьей и для всех остальных его родственников.
На данный момент семья Матиаса состоит из трех человек — дочери Эмили, проживающей в Бостоне с его бывшей женой; сестрицы Тиффани и матери, недавно овдовевшей миссис Харриет Шекельфорд-Кросс. Таким образом, я обзавелась бы дочкой-подростком Эмили, которую в глаза не видела, так что понятия не имею, что она собой представляет, и сестричкой-подростком Тиффани, которую, к несчастью, видела и которая совсем недавно была со мной очень мила, когда полагала, что я укокошила ее папочку. А еще моей новой родней станет вдова Кросс, дама, которая по сей день таит сомнения насчет моей невиновности в гибели ее мужа и давеча нежно именовала меня шлюхой и сукой.
Не хотелось бы сгущать краски, но моя новая семейка очень смахивала бы на "Семейку Адамс". Но не говорить же такое любимому?
— Н-не знаю, — выдавила я. — По-моему, я еще не готова…
Матиас отвернулся и запустил мотор. Глаз его я не видела, так что не знаю, было в них выражение побитого щенка или нет.
— Я обещал не торопить тебя, и не буду. — Он откашлялся. — Но почему бы нам хотя бы не поужинать? У тебя… Что скажешь насчет отбивных с грибами, а?
Насчет отбивных ничего плохого не скажешь, но гораздо больше меня порадовало, что мы меняем тему.
— Отлично!
Матиас кивнул:
— Ну вот, поужинаем, а между делом все обговорим и решим, как быть.
Ох, кажется, этот побитый щенок — бульдожьей породы.
— Кстати, я чертовски проголодался, а ты? — продолжал Матиас. — Давай не будем заезжать за моей машиной. Двинем сразу к тебе.
Что-то уж очень он весел, учитывая обстоятельства. Но моя трусливая натура решила, что незачем возобновлять дискуссию. Матиас тоже хранил молчание. Впрочем, не было нужды спрашивать, о чем он думает. Губы его сложились в жесткую линию, означавшую "Скайлер-выводит-меня-из-себя-но-я-не-стану-скандалить", что меня очень устраивало. Приятно для разнообразия побыть с человеком, который не хочет с тобой ругаться.
И это тем приятнее, если в прошлом у вас был такой муженек, как Эд, которого хлебом не корми, дай поскандалить. Эд, не жалея сил, заводил дебаты на судьбоносные темы вроде "Тебе действительно нужен этот лифчик, который ты купила на распродаже за три доллара?". Да-да, за три — раз, два, три! — несчастных бакса, но Эд мог часами разглагольствовать по этому поводу.
И делал это так часто, что в конце концов мое терпение лопнуло. Я слишком стара, сказала я мужу, чтобы тратить остаток жизни на споры о столь ничтожных суммах, и отныне он волен оспаривать траты не ниже десяти долларов. Правда, я настаивала на двадцати, но, как вы догадались, Эд затеял торговлю.
