Декоратор - страница 64

Один раз я всё же бросаю взгляд в зал. Сильвия по-прежнему стоит почти вприжимку с господином с перепаханным лицом и заливисто хохочет.

Парочка в углу доделала своё дело или благоразумно решила перенести апофеоз в иное место, во всяком случае, они рассчитываются с барменом и уходят — волосы всклокочены, щёки пылают. Рекламщики в обнимку шатко ковыляют к дверям, в пути обмениваясь «я тебя уважаю». Покинутый любитель словесности разглядывает меня оценивающе, понимает, что вряд ли я способен на откровения о творческой манере Весоса (тем более что я его не читал), нехотя подписывает счёт сбежавшего приятеля и уходит. В баре остались только я, бармен, Сильвия и её компания. Я должен уходить.

Тут-то она и окликает меня:

— Ты здесь каждый вечер торчишь? Нет?

Я оборачиваюсь; круглое лицо, большие пытливые глаза, пара лишних слоёв помады, не рот, а правильное «О», дутое, как причальный круг. На какой скорости не шмякнись об него, не побьёшься.

Я отвечаю с сухим смешком:

— Последний раз я был здесь, когда мы с тобой разговаривали.

— Во как! А я заходила сюда ещё раз. Мне здесь нравится. Есть аура, обычно на это годы уходят, а здесь сразу.

— Благодаря чему? — ёрничаю я.

— Спроси сначала, какая аура, я ведь не уточнила, да? Кстати, это не ты забиваешь мусорный бак винными бутылками? Меня это возмущает. Их обязательно надо сдавать в утиль.

Я отвечаю, что почти не пью вина.

— А что ж у тебя в стакане?

— Виски.

В подробности я не вдаюсь. Виски и виски.

— Мне закажешь? Или пойти попросить другого?

— Так какая аура? — спрашиваю я, одновременно показывая официанту два растопыренных пальца, знак, в своё время означавший «викторию», потом «мир», а в наши дни понимаемый исключительно как «ещё пару».

— Мне трудно сказать. Так не определишь, но что-то вроде Армагеддона, последние дни, высший суд.

— Ты знаешь, как расшифровывается «Y2K»?

— Слышала. Полнейшая чушь. Компьютеры, может, и сгорят, но человеческие сердца будут биться как прежде.

— Это чужие слова.

— Может быть. Ты... Сиглайф?

— Сигбьёрн.

— Слушай, я устала и хочу домой. Возьмём мотор?

— А твои друзья.

— Я ими сыта по горло. Знаешь: на раз привет, на два прощай. Ну что, едем?

— Я готов, — отвечаю я, беря пальто.

Мы сидим в такси. Это «мерседес» с широченным задним сиденьем, но почему-то мы втиснулись так, что моё бедро прижато к её бедру. Когда я обнаруживаю это, отодвигаться поздно. Это будет странно выглядеть. Поэтому я сижу и греюсь от её тепла. По пути она — в ответ на мой вопрос — рассказывает о человеке с ожогом. Он работает в нефтяной промышленности, один из моих врагов, говорит она. Но он мне нравится, так странно. Ты видел, его изуродовало при пожаре на платформе. Представь, кипящая нефть прямо в морду. Каково ему теперь найти себе подружку, говорит Сильвия.

Я поддакиваю: «страшное дело». А бедро у неё жаркое. Жаль, ехать недалеко.

Мы вылезаем перед дверями доходного дома, построенными так, чтобы человек не сожалел о расставании с тем, что было, а распахивал дверь как бы навстречу новым приключениям.

— Мне нравится тут, — говорю я, демонстрируя, что язык меня слушается.

— Всем нравится, — гогочет она. — Это всё высокие потолки.

Я пропускаю её вперёд на лестнице. Даже в тяжёлом пальто заметно, как её филейная часть — роскошная филейная часть, должен сказать, — переваливается туда, сюда, обратно. Подол пальто выписывает кривули, которым место в диснеевских мультиках.

Мы доходим до моей квартиры. Я отпираю дверь. Потом потайной замок. Сильвия остановилась и видит это.

— Ты один дома? — спрашивает она.

— Один до среды. Катрине уехала в Хемсдал походить на лыжах. А мне надо работать.

У меня пересохло во рту. Сильвия смотрит на меня с небольшой — по масштабам Сильвии — улыбкой.

— Может, выпьем у меня стаканчик вина? Или чая.

Меня, что называется, не приходится упрашивать дважды.

Есть такие места, такие двери, куда человек входит с благоговением и трепетом. Возьмите хотя бы римский Пантеон или — если речь обо мне — павильон Миса в Барселоне. Шаг мерный, важный, тяжёлый, дыхание ровное и спокойное. Это в чистом виде сакральное переживание. Другого слова не подберёшь. Предназначение здания (собрать под одной крышей сонм позабытых богов, как в Пантеоне, или создать имя немецкому промышленному дизайну и архитектуре, как в случае с павильоном в Барселоне) не суть важно.