— Водкой… А если я не пью?
— Ладно, не хочешь водки — дам пару штук.
С минуту они ехали в полном молчании. Наконец Валера сказал:
— Что, ты серьезно насчет пары штук?
Молчанов достал бумажник. Не спеша раскрыл отделение, набитое банкнотами.
— Вот смотри, отстегиваю сразу. — Пошелестел сторублевками. — Он же мне друг был, пойми. За что его, я должен знать?
— Кокнули его за то, что не то он сделал, твой друг. Повез седоков, которых не надо было везти.
— Каких таких седоков?
— Откуда я знаю, каких седоков? Повез и повез. Таких. Вообще, я что-то твоих бабок не вижу.
— Так сейчас… — Отсчитав две тысячи рублей, протянул: — Держи, здесь две штуки. Еще две штуки дам, если скажешь, кто не велел Петрухе везти этих седоков…
— Кто не велел их везти… В «Шатре», парень, есть только один человек, который может не велеть кого-то везти.
— Так, подожди… Вроде я этого человека знаю… Бурун, что ли?
Водитель бросил беглый взгляд на Молчанова:
— Если знаешь, кто такой Бурун, о чем разговор? Что ты тогда вообще меня спрашиваешь?
— На всякий случай. — Отсчитав деньги, указанные на счетчике, Молчанов добавил к ним еще две тысячи. — Притормози, я здесь сойду.
Водитель остановил машину у тротуара, пересчитал деньги. Удовлетворенно кивнул:
— Бывай.
— И ты бывай. — Захлопнув дверцу и подождав, пока машина отъедет, Молчанов двинулся к метро.
Вернувшись в агентство, он застал здесь только Олю. Выслушал рассказ о разговоре с Леной, спросил:
— У тебя в отношении Каминских какие-то подозрения?
— Паша, никаких. Все, что мне рассказала Лена, мы с тобой уже слышали от Инны.
— Но Бурун знает адрес Каминских.
— Ну и что? Когда Лена работала на картине Буруна, он несколько раз подвозил ее после работы к дому. Значит, запомнил ее адрес.
— Может, между Леной и Буруном тогда что-то было?
— Не думаю. Вообще, Лена Каминская всегда терпеть его не могла.
— Внешне она могла его ненавидеть. А внутренне относиться по-другому.
— Не знаю. С Игорем они живут душа в душу, оба художники, зачем ей Бурун? Она объяснила, он ее подвозил, когда она задерживалась на «Мосфильме». Что вполне вероятно.
— Кем была Лена на картине?
— Кажется, вторым художником.
— Спонсор подвозит второго художника?
— Ну и что? Я думаю, Бурун делал это не без умысла. Ведь Лена и Инна — лучшие подруги, а он ради Инны был готов на все. Вот он и подвозил Лену, рассчитывая, что она замолвит за него слово.
— Да? — Подумав, согласился: — Возможно, ты права.
— Как я поняла, у тебя сегодня что-то не то?
— У меня все то. А вот у таксиста Родионова — нет.
— У таксиста Родионова? Что, ты его не нашел?
— Я и не мог его найти. Сегодня утром его нашли мертвым за баранкой машины у гостиницы «Восточный шатер».
— Мертвым от чего?
— Кто-то выстрелил в него из пистолета с глушителем. Свидетелей нет.
— Ясно, его убрал Бурун.
— Возможно. Слушай, давай съездим к дому Каминских?
— Хочешь осмотреть место?
— Да, хочу осмотреть место.
Остановив машину во дворе дома Каминских, Молчанов вышел вместе с Олей.
Двор был ограничен четырьмя многоэтажными корпусами, между которыми был разбит небольшой скверик с детской площадкой в углу.
Кивнув в сторону шестнадцатиэтажного здания, Молчанов спросил:
— Это и есть дом Каминских?
— Да, это он.
— Что, подъезды открыты с обеих сторон?
— Раньше были открыты с обеих, сейчас не знаю. Я давно у них не была.
— Квартира Каминских на третьем этаже?
— На третьем.
— Если считать полуподвал, это не третий, а третий с половиной этаж. Куда выходят окна? Во двор?
— Дай вспомнить… У них три комнаты: гостиная, комната, которую они используют как мастерскую, и спальня. Кажется, окна гостиной и мастерской выходят в переулок, спальни — в проезд между домами, который ведет во двор. Да, точно.
— Пойдем посмотрим?
— Пойдем.
Пройдя в проезд, Оля задрала голову:
— Вон оно, окно их спальни. Первое от угла.
Молчанов внимательно осмотрел окно и стену:
— Окно большое. И высокое. До земли от него, наверное, метров тринадцать. Не меньше. А?
— Наверное. Паш, тут ведь еще есть полуподвал.
— Ну да. — Присев, вгляделся в пыльные зарешеченные окна. Дверь из ниши ниже уровня тротуара вела в подвальное помещение.
