— Надо держать судьбу в своих руках, — сказал он. — Изменить жизнь можно всегда, никогда не поздно. — Если обоим грустно, мужчина должен первым взбодриться.
— А вы пробовали?
— Не было нужды.
— И теперь нет? — Лечащий врач может задавать любые вопросы.
— И теперь нет, — сказал он упрямо и сказал чепуху, неправду, всем надо менять жизнь, постоянно стремясь к лучшему. Только ему не надо, видите ли, такой он целенаправленный, идет, не спотыкается, предусмотрительный и мудрый — не такой же, выходит! — А как вы понимаете, Алла Павловна, что значит, изменить жизнь? Попробуйте мне дать совет.
— Ничего нового я вам не скажу. И вам, и мне, и всем нужно жить так, чтобы была надежда. Откроешь утром глаза и сразу вспомнишь — меня ждет сегодня вот это и это, и завтра будет ждать.
— Понимаю.
— У меня был больной с бронхиальной астмой, долго не мог найти, что ему провоцирует приступы, какой аллерген. Квартиры менял, потом начал города менять, к нам сюда приехал, все поменял — ковры, меховые шапки, воротники, как возможный аллерген, а приступы не проходят. Возил с собой только любимый цветок жены в горшке, а когда сделали ему кожную пробу с цветочной пыльцой, он от микродозы дал нам почти шоковое состояние. Я это говорю к тому, что сам человек не всегда может найти причину своего дискомфорта.
— У меня, слава богу, не астма.
— Потому причину найти еще труднее, пробы нет, а сразу криз.
— И не надо искать. Нелепый случай — и все. От магнитной бури, допустим.
— Допустим, что остается. — Вид у нее грустный.
— Алла Павловна, я выписываю своих больных с радостью. — Он подбадривающе улыбнулся ей.
— А я разве нет? — Услышала свой голос и убедилась, что нет. — Привыкаешь, естественно… Просыпаюсь утром — и сразу что-то хорошее. В больницу приду, меня там ждут мои пациенты. А они, оказывается, узнав про выписку, скачут до потолка.
— Больница есть больница. А вы должны гордиться — вылечили.
— Вы своих выписываете после операции, они вами избавлены от болезни, практически здоровы, а мы своих — с улучшением. Я буду вам надоедать время от времени, патронажная сестра будет звонить вам и приглашать на профосмотр. — Она помолчала, вроде все сказала на прощанье. — А вы мне так и не позвонили ни разу.
— Собрался, к телефону подошел, монету уже опустил и испугался.
— Да не верю я вам! — воскликнула она. — Малышев испугался?
— Зато я помню ваши телефоны.
— Уйдете и забудете. — Ей как будто сладко было корить его, развенчивать, перечить ему. — Выпишетесь — и вон из памяти. Как несчастную первокурсницу.
— Нет, я буду вам звонить.
Она стала внимательно рассматривать свои пальцы, затем вздохнула:
— А вот это, пожалуй, вы зря сказали.
— Почему же зря?
— Буду ждать, а когда ждешь и телефон молчит… Вам было хорошо здесь?
Будто он у нее дома жил, в гостях. А если бы они поменялись ролями, хорошо бы ей было? Но сказал другое:
— Вы приходили не так уж часто.
— А я боялась. Пришла вечером тогда, помните? Вы так странно на меня смотрели.
— Напрасно. Нечего было пугаться.
— Сейчас мне тоже кажется, что напрасно. Теперь жалею.
Как девочка. Бывают же ситуации. А он как мальчик. Дети любят играть во взрослых, а взрослые… они тоже вынуждены играть взрослых, а по сути остаются детьми.
— Вчера по телевидению шел фильм «Сорок первый», — сказала она, — из старых. Хороший фильм, Чухрай режиссер, вы, наверное, видели. Двое оказались на острове в Аральском море, он белогвардеец, а она красная, его конвоирует. Вдвоем на необитаемом острове. Полюбили друг друга. Потом появилась лодка с белыми…
— Она его застрелила, я помню.
— Да, она его застрелила. Я все знала, но смотрела вчера и волновалась. Знаете, о чем подумала? — Она глянула на него стесненно, как на препятствие, которое надо преодолеть, губы ее подрагивали, самые уголки. — Она застрелила бы его в любом случае, белые бы пришли, или красные, все равно. Знаете, почему? Они отнимали его, кончилось их счастье вдвоем, их обособленность. Остров их кончился, и он уходил в другую жизнь — без нее. А у нее любовь, она отпустить не может. Жестоко, правда? — Он не знал, что ответить, пожал плечами — любовь! — а она продолжила: — Жестоко, но я подумала вчера, что вот здесь у нас. — она легким движением обвела палату, — тоже остров.
